— Да что я буду делать в Греции?
— Отдыхать на пляже.
— Загорелого физика никто не будет принимать всерьез.
Я обернулся и увидел, что мама улыбается.
— Смотри, чтобы Натан правильно питался. Натан, слышишь? Одному богу известно, что там твой отец будет держать в холодильнике.
— Пока, Синтия! — Он дотронулся до рукава ее кардигана.
— Я позвоню.
— Да, пожалуйста, обязательно позвони нам.
Отец отдал ей сумки, обнял ее за плечи, и они не спеша поцеловались. Уит завел двигатель, высунул руку в окно и похлопал по борту машины, как по крупу лошади. Я увидел группу членов клуба «Леварт», человек десять, в широких шляпах и рубашках с закатанными рукавами. Они стояли у входа на регистрацию.
Когда я сел в машину, мама придержала дверцу и сказала:
— Веди себя там хорошо.
— Да что там может случиться, в Мичигане? — пожал я плечами. — Может, Поуп построит такую модель корабля, что нас всех арестуют?
— Не давай папе ссориться с дедушкой.
— Постараюсь. Да и Уит не даст им разогреться.
Сидевший за рулем Уит улыбнулся и утвердительно кивнул.
Мама поцеловала меня в лоб и захлопнула дверцу машины. Потом помахала Уиту, он коротко просигналил в ответ, и она направилась к своим попутчикам. Нервная женщина из клуба, часто бывавшая у нас в доме, раздавала участникам поездки украшенные печатью «Леварта» папки с какими-то дополнительными документами. На фоне бледно-голубого неба резко выделялся силуэт пальмы.
Поуп Нельсон был вдовцом. Он жил в старом кирпичном доме на берегу озера Мичиган. Это был типичный деревенский житель — упрямый, всегда стоявший на своем; если он шел по оживленной улице, то никогда не уступал дорогу встречным пешеходам. Походка его больше походила на строевой шаг. Дважды в неделю он обедал в кафе со своим приятелем — начальником местной пожарной команды. По вечерам, придя домой, Поуп выворачивал карманы и складывал всю мелочь в стоявшую на телевизоре банку с завинчивающейся крышкой. Звоном этих монет завершался его день.
То, что мой отец был сыном этого человека, удивляло меня неимоверно. Отец — худой, костлявый и высокого роста. Поуп — приземистый старик с коротко подстриженными волосами, красным носом и пузом, которое выпирало из державшихся на подтяжках джинсов. Отец варил свои собственные, особенные сорта портеров и янтарных элей. Поуп хлестал «Миллер» и «Будвайзер». Отец не верил в Бога. Поуп был скорее религиозен, ну по крайней мере, он боялся Божьего гнева. Казалось, что у сына нет ничего общего с отцом, и оставалось только диву даваться, как у бывшего морского офицера, который легко находил общий язык с работниками бензозаправок и заигрывал с симпатичными продавщицами в универмаге, мог вырасти такой неловкий и замкнутый сын-ученый.
У моего отца было еще трое братьев, все старше его. Они жили в Калифорнии и Нью-Джерси, и я встречал их всего несколько раз на семейных встречах и свадьбах. Они походили на лесорубов: мне запомнились грубые шутки и крепкие рукопожатия. Жены их отличались полнотой и отменным здоровьем. Один брат работал биржевым маклером, второй был летчиком, третий — полицейским. Моего отца они звали Сэмми. Я думаю, что постоянная бравада старших братьев и Поупа заставила моего отца в детстве замкнуться в себе. Он рос тихим, скрытным ребенком и к тому же страдал астмой. Бабушка, насколько я знаю, была очень верующей, но при этом имела ясный и живой ум. Когда она умерла, мой отец еще только учился в начальной школе. После ее смерти в доме вдруг не оказалось ни женщины, ни хоть одного рассудительного человека. Я живо представлял себе отца — худенького мальчика, который сидит, запершись у себя в комнате, и колдует над химическими приборами и увеличительными стеклами. И это в доме, где из приборов хранились только удочки с искусственной мухой вместо наживки да гоночные лыжи.
Было бы куда естественнее, если бы сыном Поупа оказался Уит. Нетрудно догадаться, что бывший летчик с первого взгляда понравился бывшему моряку. Помимо военного прошлого, их объединяла страсть к рыбалке и недоверие к федеральному правительству. Поуп пригласил Уита в свою подвальную мастерскую, где он строил точную модель крейсера «Массачусетс» в масштабе 1: 350. Кроме того, в мастерской располагалась большая коллекция моделей старых и новых военных кораблей. Я наблюдал за ними сверху, с лестничной площадки: эти здоровенные мужчины вели себя как дети. Они рассматривали орудийные башенки и миниатюрные заклепки, засовывали пальцы в люки и ложились на пол, чтобы поглядеть в крошечные прицелы. Их громкие голоса, смех и сигарный дым разносились по всему дому. В прихожей я наткнулся на отца. Он остановился и посмотрел на меня. Из подвала послышался взрыв добродушного хохота.
— Ты не хочешь сыграть в шахматы? — спросил меня отец.
Голос у него был немного напряженный. Мне показалось, он обиделся на то, что его не пригласили в подвал посмотреть на модели кораблей.
— Давай! — кивнул я, хотя на самом деле мне больше хотелось включить телевизор.
— Отлично. Ты там пока расставь фигуры, а я принесу нам по порции мороженого.
Я пошел в гостиную, а отец еще на какое-то время задержался в прихожей, прислушиваясь к тому, что происходило в подвале.
Мы рыбачили вчетвером на небольшом озере, находившемся сразу за участком Поупа Нельсона. Как ни странно, но в самом озере Мичиган дед рыбу никогда не ловил.
— Слишком похоже на океан, — пояснял он.
Поуп служил во флоте двадцать лет. Теперь у него были две маленькие моторные лодки, и мы отправлялись на них удить рыбу, по два человека в каждой. В первый день я рыбачил вместе с Поупом. Мы вышли сразу после восхода солнца. Дед молчал, глядя на поднимающееся солнце, пока не пришлось щуриться от яркого света. Поставив одну ногу на коробку с инструментами, он внимательно разглядывал водную поверхность.
— Твой отец не верит в Бога, — сказал он вдруг. — Знаешь об этом?
Поуп уже давно прекратил обсуждать вопросы веры напрямую с моим отцом; теперь он, видимо, решил действовать через меня. Однажды, в пылу горячей дискуссии, отец назвал римского папу жуликом. В ответ Поуп швырнул в него половником.
— Да, знаю, — ответил я. — Он верит в Единое Поле.
По словам отца, Единое Поле — это и есть реальность, где смешиваются все силы, где материя и энергия дали начало бытию. Гравитация, электричество и даже радиация были просто волнами этого вечно колышущегося Океана.
— Во что? — переспросил Поуп.
— В то, что все сделано из одного материала.
— Ну, это что в лоб, что по лбу. Как ни назови — атеизм там или безбожие, суть-то одна.
Поуп достал из кулера банку пива, открыл ее и сделал большой глоток.
— А ты во что веришь? — спросил он меня.
— Я… я пока что не решил, — ответил я, запинаясь.
— На одной ноге всю жизнь не простоишь, малыш, — заключил Поуп, выпуская изо рта большое облако табачного дыма.
Вечером мы удили рыбу в паре с отцом. Луна только начала восходить. Метрах в десяти от нас плыла вторая лодка, где сидели Поуп и Уит. Погода была ясная, я различал на берегу даже светлячков, носившихся среди зелени. Глядя на них, я вспоминал, как на День независимости поджег на заднем дворе две римские свечи. Тут совсем рядом послышался голос Уита:
— Вот что я тебе скажу: после Рузвельта у нас не было ни одного стоящего президента.
