И все же в творчестве мы с Робертом совершали экспедиции по неизведанным просторам и создавали целые страны друг для друга. Выходя без него на сцены всего мира, я закрывала глаза и воображала, как он снимает свою кожаную куртку и вступает вместе со мной в бескрайнюю страну тысячи танцев.
Как-то под вечер мы шли по Восьмой улице и вдруг услышали: из всей череды магазинов гремит 'Потому что ночь' ('Because the Night'). Это была моя совместная композиция с Брюсом Спрингстином, сингл из альбома 'Easter'. После записи Роберт стал нашим первым слушателем. Так решила я, и не случайно. Именно об этом он всегда для меня мечтал. Летом 1978-го песня поднялась до 13-го места в 'Топ-40', осуществив мечту Роберта о том, что когда-нибудь моя пластинка станет хитом.
Роберт заулыбался, зашагал в ритм песне. Закурил сигарету. Сколько всего мы пережили с тех пор, как он спас меня от писателя-фантаста, как мы пили на двоих одну порцию коктейля на крыльце у Томпкинс-сквер…
Роберт не скрывал, что гордится моим успехом. Того, чего он желал себе, он желал и нам обоим. Он выдохнул бесподобно красивую струю дыма и заговорил тоном, которым говорил лишь со мной, — озадаченно-укоряющим, восхищенным без тени зависти, как брат с сестрой, на нашем языке.
— Патти, — медленно произнес он, — ты прославилась раньше, чем я.
За руку с Богом
У Роберта обнаружили СПИД в те же дни, когда я узнала, что жду второго ребенка. В 1986-м, в конце сентября, когда ветки деревьев прогибались под тяжестью груш. Я почувствовала недомогание, похожее по симптомам на грипп, но мой проницательный врач-армянин объявил мне: это не болезнь, а начальная стадия беременности.
— Сбылась ваша мечта, — сказал он. В тот день я сидела у себя дома на кухне, изумлялась новости и думала: вот удачный момент для звонка Роберту.
Тогда мы с Фредом начали работать над альбомом, который позднее назвали 'Dream of Life' ('Мечта о жизни'), и Фред предложил: 'Попроси Роберта сфотографировать тебя для обложки'. С Робертом я давно уже не виделась и не созванивалась. Я поудобнее уселась за столом, попыталась внутренне подготовиться, вообразить, как я ему сейчас позвоню, как пройдет разговор. И тут телефон зазвонил сам. Мои мысли были настолько заняты Робертом, что в первый момент я подумала: конечно, это он. Но звонила моя подруга и юридический консультант Ина Мейбах.
— Дурные новости, — сказала она, и я сразу догадалась: насчет Роберта. Он попал в больницу с пневмонией на почве СПИДа. Я остолбенела. Инстинктивно заслонила ладонью свой живот и разрыдалась.
Все мои былые страхи, казалось, вдруг материализовались: мгновенно, как испепеляющий огонь взбегает по белоснежному парусу. С безжалостной ясностью вернулось мое пророческое видение из нашей молодости: Роберт рассыпается в прах. Я совсем иначе взглянула на его нетерпеливое стремление прославиться: он словно был обречен на раннюю смерть, как юный египетский фараон.
Я с маниакальным упорством занимала себя разными мелкими хлопотами, но из головы не шла мысль: что же теперь ему сказать? Одно дело — предлагать поработать, когда звонишь человеку домой, и совсем другое, когда — в больницу. Чтобы взять себя в руки, я решила начать со звонка Сэму Уэгстаффу. Мы несколько лет не общались, но он отозвался приветливо, словно мы виделись только вчера. Я спросила о Роберте. — Он сильно болен, бедняга, — сказал Сэм, — но все-таки его состояние получше моего.
Я вновь испытала шок, усугубленный тем, что Сэм, несмотря на значительную разницу в возрасте с нами, всегда отличался крепким здоровьем: над его телом не были властны никакие унизительные хвори. Сэм выразился в своей характерной манере. 'Ну, это большая докука', — сказал он о болезни, которая безжалостно громила его по всем фронтам.
Я была очень опечалена, когда узнала, что болезнь не обошла и Сэма, но разговор с ним придал мне мужества для второго звонка — Роберту. Роберт слабым голосом произнес: 'Алло', но, едва услышав меня, приободрился. Столько воды утекло, но наша беседа шла совсем как всегда: он начинал фразу, я упоенно подхватывала на полуслове, и наоборот.
— Я одолею эту хрень, — сказал он мне. И я всей душой поверила, что так и будет.
— Скоро приду тебя повидать, — обещала я.
— Патти, ты сегодня устроила мне праздник, — сказал он мне перед тем, как повесить трубку. Эти слова я слышу явственно. Слышу и сейчас, когда пишу эти строки.
Как только Роберт более-менее окреп и его выписали, мы договорились о встрече. Фред уложил свои гитары, мы прихватили нашего сына Джексона и приехали на машине из Детройта в Нью-Йорк. Остановились в отеле 'Мэйфла-уэр'. Роберт пришел нас встретить. Он был в своем коронном длинном кожаном пальто и выглядел замечательно — разве что щеки чересчур румяные. Подергал меня за длинные косы, дразнился: 'Эй, Покахонтас'. Между нами потрескивало электричество: казалось, воздух накаляется добела и все вокруг распадается на атомы.
Роберт и я навестили Сэма в отделении для больных СПИДом в больнице Святого Винсента. Сэм, человек с чрезвычайно живым умом, сияющей кожей и крепким телом, лежал там почти беспомощный, то и дело впадая в забытье. У него была карцинома, все тело покрылось язвами. Роберт хотел взять его за руку. Сэм отстранился.
— Не дури, — прикрикнул на него Роберт и ласково накрыл его ладонь своими. Я спела Сэму колыбельную, которую мы с Фредом сочинили для нашего сына.
Мы с Робертом прогулялись пешком в его новый лофт. С Бонд-стрит он съехал, обосновался в просторной квартире-мастерской в доме в стиле ар-деко на Двадцать третьей улице, всего в двух кварталах от 'Челси'. Настроение у него было приподнятое: он был уверен, что вылечится, был доволен своим творчеством, успехом и имуществом.
— У меня все получилось, правда? — сказал он с гордостью. Я огляделась по сторонам: статуя Христа из слоновой кости, белое мраморное изваяние спящего Купидона, буфет и кресла работы Стикли, коллекция
