— Я рассказал ему, что в то утро мы ездили к самолету. Он видел репортаж о Педерсоне по телевизору и просто спросил меня: «Это вы убили его?».
— И ты это отрицал?
Он заколебался.
— Я ничего не стал говорить.
— Так ты отрицал?
— Он сам догадался, Хэнк, — раздраженным, вымученным голосом произнес Джекоб. — Просто догадался.
— Что ж, отлично, Джекоб. Потому что теперь он шантажирует меня этим.
— Шантажирует тебя?
— Да, говорит, что выдаст меня, если я не отдам его долю.
Джекоб задумался.
— И ты собираешься отдать ему деньги?
— Я не могу. Он же начнет сорить по городу стодолларовыми бумажками. Нас поймают раньше, чем он расскажет Карлу о Педерсоне, случись такое.
— Ты действительно думаешь, что он скажет?
— А ты?
Джекоб нахмурился.
— Не знаю. Наверное, нет. Он просто проигрался в последнее время, поэтому ему позарез нужны деньги.
— Проигрался?
Он кивнул.
— Где он играл? — Сама эта идея мне почему-то показалась абсурдной.
— В Толидо. На скачках. Он потерял немного денег.
— Сколько?
Джекоб пожал плечами.
— Не очень много. Я точно не знаю.
Я потер лицо руками.
— Черт возьми! — в сердцах произнес я и отвернулся к окну. На карнизе сидел голубь, нахохлившийся от холода. Я постучал по стеклу костяшками пальцев, и он улетел. На солнце блеснули его крылья.
— Ты понимаешь, что происходит, Джекоб? — спросил я.
Он не ответил.
— Теперь Лу ничего не стоит упрятать нас обоих за решетку.
— Лу не станет…
— И контролировать его мы уже не сможем. Раньше мы могли пригрозить ему, что сожжем деньги, но теперь это не сработает. Он нас выдаст, если мы осуществим свою угрозу.
— Ты бы в любом случае не сжег деньги, Хэнк.
Я пропустил его слова мимо ушей.
— Знаешь, в чем заключается проблема? В том, что ты думаешь, будто можешь ему доверять. Он твой лучший друг, и ты надеешься, что тебя-то уж он не предаст.
— Да перестань ты. Лу просто…
Я покачал головой.
— Ты не можешь в полной мере оценить его поступки. Ты слишком близок к нему и не видишь, что он на самом деле из себя представляет.
— Что он из себя представляет? — скептически переспросил Джекоб. — Не ты ли собираешься открыть мне на него глаза?
— Во всяком случае, могу тебе сказать…
Он резко оборвал меня; голос его срывался от злости, когда он заговорил.
— Он мой лучший друг, Хэнк. Ты ничего о нем не знаешь. Несколько раз ты видел его пьяным и думаешь, что раскусил его, но это не так. Тебе ничего о нем неизвестно.
Я обернулся и в упор посмотрел на него.
— Ты можешь гарантировать, что он нас не выдаст?
— Гарантировать?
— Согласишься ли ты изложить на бумаге свое признание в том, что ты один убил Дуайта Педерсона, подписаться под ним и отдать мне на хранение?
Он бросил на меня испуганный взгляд.
— Признание? Зачем оно тебе?
— Чтобы показать полиции, если Лу вздумает выдать нас.
Джекоб лишился дара речи. Мое предложение, судя по всему, возымело должное действие. У Джекоба заметно поубавилось прыти; на это я и рассчитывал. Его признание было мне совершенно ни к чему — я лишь попытался припугнуть его, устроить ему небольшую встряску и согнать спесь.
— Вся эта катавасия происходит по твоей вине, Джекоб. Это ты проболтался Лу.
Джекоб молчал. Так и не дождавшись его ответа, я опять отвернулся к окну.
— И вот теперь Лу просит меня о том, на что я заведомо не могу пойти, — проговорил я. — И, когда я откажусь выполнить его просьбу, он нас выдаст. И упрячет за решетку.
— Перестань, Хэнк. Все кончится тем, что поймают нас как раз из-за тебя. Ты слишком нервничаешь, весь издергался…
— Я сейчас здесь, — сказал я не оборачиваясь, — чтобы выяснить, на чьей ты стороне.
— На чьей стороне?
— Тебе придется выбирать.
— Я ни на чьей. Вы оба всё твердите про какие-то стороны…
— Лу тоже так ставит вопрос?
Он проигнорировал мою реплику.
— Я на стороне каждого из вас. Мы же в одной упряжке. Таков был наш уговор.
— А если бы тебе пришлось выбирать чью-то сторону…
— Я не собираюсь этого делать.
— Джекоб, я хочу, чтобы ты все-таки выбрал. Я хочу знать: Лу или я?
Я спиной чувствовал его замешательство, близкое к панике. Матрац жалобно скрипел, пока он ерзал на кровати.
— Я…
— Выбирай кого-то одного.
Секунд десять длилось его молчание. Затаив дыхание, я ждал ответа.
— Я выбираю тебя, Хэнк, — наконец произнес он. — Ты мой брат.
Я уперся лбом в оконное стекло. Оно было холодным и обжигало кожу. На улице, прямо под окном, какой-то старик выронил газету, и ее тут же подхватил ветер. Проходившая мимо парочка помогла старику поймать газету, и они немного поболтали; старик энергично кивал. «Спасибо, — произнес он, когда они расставались. — Спасибо».
Мэри-Бет зевнул, и я расслышал, как брат принялся ласкать его.
— Не забудь, Джекоб, — сказал я, и от моего дыхания стекло чуть запотело. — Что бы ни случилось, помни об этом.
Во вторник днем в дверь моего кабинета постучали. Не успел я и рта раскрыть, как дверь приоткрылась и в нее просунулась голова Лу. Он широко улыбался мне, выставляя напоказ свои зубы. Они были, как у грызуна — острые и желтые.
— Привет, мистер Бухгалтер, — сказал он. И вошел в кабинет, закрыв за собой дверь. Он направился прямиком к моему столу, но, подойдя, не присел. На нем была все та же белая куртка и рабочие сапоги. Лицо раскраснелось от холода.
Последние три дня я с ужасом ждал этого момента, но сейчас, когда он наконец настал, не испытывал ни страха, ни злости. Я чувствовал лишь страшную усталость.
