моллюска в полусформировавшемся песчанике. – Это доказывает некоторые положения нашей теории. Некогда здесь было дно озера.
Салли оживленно спустилась ко мне. «Что это?»
– Разновидность unionidae, пресноводный африканский моллюск.
– Я бы хотела найти что-нибудь более интересное, – сказала Салли и уронила древнюю раковину на песок.
– Да, – согласился я и выбрался из рытвины.
Единственнлое мое оправдание в том, что способность рассуждать у меня была затуманена сильным разочарованием и недавним физическим переживанием с Салли. Обычно я не обращаюсь так бесцеремонно с научными образцами. И никогда не пропускаю сразу четыре намека за час. Мы пошли дальше, не оглядываясь.
Лагерь уже был разбит и исправно действовал, когда мы с Салли притащились, пыльные и потные, и сели завтракать консервированной ветчиной и виндхукским пивом.
– Нашли что-нибудь? – спросил Лорен, и мы одновременно отрицательно покачали головами и подняли свои пивные кружки.
– Теплое! – с отвращением сказала Салли, отхлебнув пива.
– Повар включает холодильник. К вечеру будет холодное.
Мы ели молча. Наконец Лорен заговорил: «Пока вы отсутствовали, я вызвал по радио Ларкина. Завтра он пришлет вертолет. Поищем еще раз с воздуха. Это раз и навсегда решит вопрос. Если тут делать нечего, я на нем улечу. В Йоханнесбурге назревают события, а в вертолете, к сожалению, только одно пассажирское место. Вам придется добираться обратно на машинах».
В этот момент прибыла делегация, возглавляемая Джозефом. Нам сообщили, что какой-то глупец оставил открытыми втулки всех четырех цистерн с водой. Теперь у нас на семнадцать человек тридцать пять галлонов воды до конца пути.
– Поэтому, – с очевидным удовольствием закончил Джозеф, – нам нужно выехать завтра утром и вернуться к ближайшему источнику воды на дороге в Маун.
Было произнесено несколько грозных замечаний по поводу этого нового явного саботажа, но никто из нас не мог сердиться по-настоящему.
– Ладно, Джозеф, – с покорностью согласился Лорен. – Свертываем лагерь завтра утром. Выедем до ланча. – Отношения нанимателей и нанимаемых немедленно улучшились. Я даже заметил несколько улыбок и услышал смех у кухонного костра.
– Не знаю, что вы двое собираетесь делать сегодня после обеда, – говоря это, Лорен закурил сигару, – но я заметил след слона, когда проводил утреннюю разведку. Возьму с собой лендровер и подносчиков ружей. Не беспокойтесь, если к ночи мы не явимся: может, придется далеко идти по следу.
Салли подняла голову; на мгновение мне показалось, что она опять начнет выступать по поводу кровавого спорта, но она только нахмурилась и занялась ветчиной. Я смотрел, как исчезает за поворотом утесов лендровер, потом предложил Салли:
– Хочу найти тропу на вершину. Пойдешь со мной?
– Избавь меня, Бен, – ответила она. – Хочу немного порисовать.
Пряча, как мог, разочарование, я пошел вдоль основания холмов и через полмили нашел тропу, ведущую в ущелье. Это ущелье поднималось по склону холма и все заросло кустарником.
Подъем оказался крутым, солнце жгло спину и отражалось от скал прямо в лицо. Из трещин и щелей в скале за моими усилиями с живым интерсом следила целая армия маленьких пушистых скальных кроликов. Спустя сорок минут я поднялся на вершину, исцарапав руки о колючки и насквозь промочив потом рубашку.
На краю обрыва, в тени гигантской эвфорбии, я нашел хороший наблюдательный пункт и принялся с помощью бинокля искать хоть какие-нибудь признаки руин. Колючие кустарники у основания холмов росли не густо, травы почти не было, и сразу стало ясно, что внизу нет ни следа человеческого пребывания или обработки почвы. Я в сущности уже и не надеялся, тем не менее испытал чувство разочарования. Справившись с ним, я направил бинокль в сторону лагеря. Банту рубил дрова, и какое-то время я забавлялся, следя за ударами топора и слушая звук, доносившийся несколько секунд спустя. Потом в стороне от лагеря, на краю рощи, увидел яркую розовую блузку Салли. Она, очевидно, отказалась от всякой надежды на большое открытие и, рассудительная деевочка, решила извлечь из экспедиции все, что возможно. Я долго смотрел на нее, пытаясь решить, как продолжать дальше кампанию, чтобы сделать ее своею навсегда. Я провел с ней одну ночь, но я не настолько наивен, чтобы считать это проявлением неумирающей страсти со стороны высокообразованной, очень умной современной мисс. Она ангел, но я совершенно уверен, что до того, как доктор Бен, с его звездными глазами, оказался в ее постели, она играла в те же игры и с другими мужчинами. Весьма вероятно, что ее привлек мой ум, а не тело, что здесь сыграла свою роль жалость и, возможно, некое извращенное любопытство. Однако я также был уверен, что она не нашла свой опыт разочаровывающим, и мне нужно только постараться превратить уважение и жалость в нечто более глубокое и прочное.
Чувство мира и спокойствия охватило меня, когда я сидел на краю крутого обрыва; я начал понимать, что это путешествие дало мне многое. Хотел бы я остаться подольше на этих населенных призраками Кровавых холмах, с их загадками и молчаливой красотой.
Краем глаза я уловил движение и медленно повернул голову: в шести футах от меня нектарница, птица солнца, сосала сок из цветка дикого алоэ, ее металлически зеленая головка блестела, когда она погружала длинный изогнутый клюв в ярко-алый цветок. Я смотрел на нее с удовольствием, а когда она улетела, быстро взмахнув крыльями, почувствовал, что потерял нечто. Сожаление становилось все сильнее, я забеспокоился, где-то, на самом пороге сознания, что-то таилось, я не мог только понять, что именно. Я расслабился, я чувствовал, что оно вот-вот, рядом. Еще секунда, и я пойму, что это.
Но тут мое внимание привлек тяжелый двойной удар. Тишину полудня нарушили выстрелы из ружья. Я сидел, прислушиваясь. Секунд через тридцать послышался еще один выстрел, и еще. Лорен нашел своего слона.
Я направил бнокль на Салли. Она тоже услышала, встала и смотрела в кусты. Я тоже встал, чувство беспокойства вернулось, и начал спускаться в ущелье. Никак не могу избавиться от этого ощущения. Наоборот, оно становится все сильнее. Здесь есть что-то странное и необъяснимое.
– Мы с вами счастливчики, мой друг, – сказал мне однажды Тимоти Магеба. – Мы отмечены духами и можем видеть то, чего не видят другие, слышим то, что для других только тишина.
В ущелье, в тени ветвей, стало прохладней, но рубашка моя по-прежнему мокра от пота. Мурашки побежали у меня по коже, но не от прохлады. Я заторопился, хотел побыстрее добраться до лагеря, до Салли.
Вечером мы ели жареное слоновье сердце, тонко нарезанное и приправленное острым перечным соусом с картошкой, испеченной в кожуре. Пиво оказалось ледяным, как и пообещал Лорен, и он был в хорошем настроении. Лорен прекрасно поохотился, и это компенсировало ему другие разочарования. Рядом с костром лежали четыре длинных изогнутых слоновьих клыка.
Когда Лорен старается очаровать кого-нибудь, он неотразим. И хотя вначале Салли пыталаст показать свое неодобрение, скоро она поддалась его чарам и радостно смеялась, когда Лорен произнес тост: «За никогда не существовавший город и за сокровища, которые мы не нашли».
Я пошел спать, немного опьянев, и снились мне странные сны. Но проснулся я утром с ясной головой, возбужденный, с таким чувством, будто нас ожидает что-то очень хорошее.
Вертолет показался с юга за час до полудня, привлеченный к нам столбом черного дыма от промасленных тряпок. Он с шумом опустился рядом с лагерем, подняв целый водоворот пыли и мусора.
Последовал короткий разговор с темноволосым молодым пилотом, потом Лорен сел рядом с ним, и неуклюжий аппарат снова поднялся в воздух и начал серию полетов вдоль холмов, с каждым разом поднимаясь все выше, пока не превратился в точку на фоне высокого голубого неба. Эти маневры ясно свидетельствовали о неудаче, и мы с Салли скоро утратили к нему интерес и сидели в тени палатки.
– Ну, что ж, – сказала она, – вот и конец, я думаю.
Я не ответил, пошел к холодильнику и достал две банки с виндхукским пивом. Впервые за много дней
