чтобы не дать врагам прицелиться. Но как он ни маневрировал, а «мессершмитты» зашли в хвост «петлякову» и стремительно приближались на дистанцию прицельного огня.
Ярнов хорошо видел маневры врага, подавал команды летчику, но сам ничего не мог сделать, чтобы отбиться от них. И спрятаться ему было некуда. И Збитнев не мог помочь: его пулеметы не простреливали верхнюю сферу. Сузив глаза, бомбардир прикрылся безмолвным «шкасом» и не отводил взгляда от увеличивающегося в размерах ведущего «мессера», от его острого, окрашенного в белый цвет кока винта, ждал неминуемого.
Расстояние между самолетами быстро сокращалось. Оставалось всего двести метров… сто… «Почему же не стреляют?» Уже хорошо видна голова немецкого пилота в шлеме, его белое лицо, прикрытое большими очками, прицел. Вот-вот сверкнет губительный огонь… «Издеваются!..»
И тут случилось невероятное. Позже, на земле, младший лейтенант Ярнов честно признался, что не мог объяснить, каким образом у него в руке оказалась ракетница. Да, да! Обыкновенный безобидный пистолет, из которого выпускают сигнальные ракеты. Он только помнил, что сжал рукоятку, а потом вскинул ракетницу над пулеметом и в неприкрытую плексигласом щель выстрелил, целясь в ненавистное белое лицо. Огненный шарик ракеты скользнул вдоль фюзеляжа «петлякова» и оказался перед носом фашиста. То ли от неожиданности, а может, по другой причине, но немец вдруг резко взмыл вверх и бросился в сторону. За ним сразу вильнул его напарник. Что им привиделось — осталось тайной. Но «мессершмитты» улетели, а Ярнов, обтирая с лица холодный пот, в бессилии прислонился к бронированному креслу пилота.
— Слушай! Что там? Ты что замолчал? — встревожился Усенко, продолжая энергичные маневры самолетом. — Где фашисты?
— Улетели, — чуть слышно проговорил бомбардир.
— Как улетели? Куда? Следи за ними!
— Да нет их! Совсем улетели.
…Потом летчики 13-го и их соседи-истребители долго хохотали над этим боевым эпизодом. Слух о нем распространился широко среди летчиков, да еще с такими подробностями, что правда смешалась с вымыслом. Находились новые и новые очевидцы, действующие лица, новые подробности, и что самое забавное: во всем этом совершенно затерялось имя Михаила Ярнова, сигнальной ракетой отпугнувшего врагов.
…Слева впереди на земле появились столбы дыма и пыли. Бомбардир уже справился со своими чувствами, следил за местностью.
— Фронт! — предупредил он пилота. — Давай обойдем очаг боя. Южнее спокойнее, там и проскочим. Держи курс: сто тридцать градусов… — и добавил, не обращаясь ни к кому: — В следующий раз надо прихватить с собой запасную ленту… А может, гранаты?..
— Какие гранаты? — не поняв, переспросил Костя.
— Ручные, естественно…
Показался аэродром. Пилот повел машину на посадку. На стоянке Усенко выключил моторы, снял мокрый от пота шлемофон и, распахнув настежь форточки, с облегчением подставил разгоряченную голову свежему ветерку.
Внизу под самолетом бегал необычайно радостный Гаркуненко и без конца восклицал:
— Живы! Живы! А я-то уж стал беспокоиться. Не летите и не летите.
«Надо идти на доклад к командиру и объяснить, почему оторвался от строя», — подумал Константин. Он быстро расстегнул привязные ремни, сбросил с плеч парашютные лямки и спрыгнул на землю. Вдруг рядом увидел пустующую стоянку самолета старшего лейтенанта Алешина и обрадовался: значит, не он один «именинник»!
— Товарищ командир! — подскочил Гаркуненко. — Разрешите поздравить вас с первым боевым вылетом на новом месте!.. Как работала матчасть? Какие есть замечания?
— Спасибо, Коля! Все отлично! А знаешь, сколько я сегодня фашистов уничтожил? Отомстил им за Олега и за семью Федосова…
— А это где же? — показал Гаркуненко на продолговатую пробоину в дюрале левого крыла.
— Та, наверное, «эрликоны»! — ответил пилот и продолжал возбужденно: — Там такая мясорубка была! Я ж был один, понимаешь? А их? Стреляла вся колонна, танки!
Техник озабоченно обошел машину и еще отыскал несколько пробоин. Он схватился за голову.
— Восемь штук! Чем же я их буду заделывать? Рембазы нет, когда еще с эшелоном приедет! Пойду к стартеху.
Усенко не стал слушать причитаний техника, позвал экипаж, еще раз оглянулся на пустующую стоянку соседа и направился к самолету командира эскадрильи.
Григорьев и штурман Леонтий Мяло стояли позади своего Пе-2, нервно покуривали и хмуро поглядывали на подходивших летчиков.
— Товарищ капитан! — бодро начал доклад Констатин. — Мой экипаж боевое задание выполнил. По дороге, — взглянул на карту, — Балтутино — Ельня бомбил с пикирования и штурмовал танковую колонну фашистов. По наблюдению экипажа прямым попаданием бомб разбито два танка, сожжено пять автомобилей, уничтожено до взвода солдат. Матчасть самолета, моторов и вооружения исправна. Готовы к новым заданиям!
— А ну, покажи на карте, где ты гастролировал? — сердито приказал комэск и шагнул к пилоту. — Чего вас туда черт понес? Мы ж наносили удар по колонне севернее Ельни! Доложи, почему оторвался от строя?
— Я… — начал было Усенко и сник, встретив строгий взгляд командира. Мы…
— Когда мы вывалились из облаков, — поспешил на помощь пилоту Ярнов, — то группы нигде не было. Пошли сами искать…
— Вывалились? Как вывалились? Неужели по приборам так трудно удержать самолет всего четверть минуты, пока мы выходили под облака? Неучи… Где это было?
— Вот здесь! — Бомбардир обозначил точку на карте. — Чуть с Алешиным не столкнулись, в метре от него проскочили…
— Я выровнял машину, — осмелел Усенко. — Смотрю, никого! И пошел на запад. А там мы наткнулись на танковую колонну. Штук двадцать танков и до полусотни автомашин. Ну и…
— Дальше что?
— Бомбили. Потом сделали заход на штурмовку. — Противодействие было?
— Так точно. «Эрликонов» много, пулеметы, танковые пушки. Даже солдаты из автоматов. А потом два «мессера»! Как зажали, еле отбился! На бреющем ушел.
— Ты в облаках разве не летал раньше?
— Никак нет. Никогда. Даже на У-2. Первый раз… Григорьев уже мягче смотрел на молодого летчика.
— Но ты ж разведчик! Разведчики обязаны летать в облаках и в любых погодных условиях!
— Так точно! Но не успел научиться… Я научусь, товарищ капитан.
— Комэск затянулся несколько раз.
— Везучий ты, Усенко. Удивляюсь, как немцы тебя там не слопали?
— Так я ж обманом, товарищ капитан! Они к голове, а я сбоку. Они за мной, а я назад, к колонне!
— За то, что ты оторвался от строя, тебя надо взгреть как следует. А за то, что не растерялся, ударил по врагу и вернулся живым, похвалить, молодец! Пиши донесение. Пробоины есть?
— Есть. Восемь штук… Товарищ капитан, а где Алешин?
Лицо командира сразу изменилось, посуровело.
— Нет его больше, Усенко… Срубили на глазах…
— Как же? — растерялся парень. — Он еще говорил мне…
Гибель товарища, командира, друга… Что может быть больнее? Летчику всегда сразу хочется узнать все: как произошло, при каких обстоятельствах погиб друг.
Капитан Григорьев говорил с трудом, как будто комок застрял в горле.
