— Да… Так…
Гарниш расхохотался.
— Светская беседа ни к чему. Мы с вами никогда не умели ее вести. — Наклонившись вперед, он дотронулся костлявым пальцем до колена Макаби. — Я вам расскажу, что побудило меня пригласить вас. С вашей стороны было очень любезно принять мое приглашение.
Макаби сделал глоток шерри. Дешевка…
— Насколько я понял, вы хотите вернуться на факультет и надеетесь, что я помогу вам, используя свое положение в совете директоров.
Гарниш улыбнулся.
— Я действительно намереваюсь использовать вас, чтобы заставить судьбу вновь улыбнуться мне.
При этих словах улыбка исчезла с его лица.
— Вы помните конференцию в Амстердаме? Макаби нахмурился.
— Меня там не было. Эта конференция состоялась пять лет назад, не так ли? — Он почувствовал, что его опять охватило беспокойство.
— Да, пять лет, — ответил Гарниш, взглянув на фотографию женщины, стоявшую на маленьком телевизоре. Макаби вспомнил, что Гарниш был женат. Но жена ушла от него после того, как его уволили.
Гарниш продолжил:
— Мы с вами тогда взобрались почти на вершину карьеры. Цели наших исследований были разными, а вот области — очень близкими. И, казалось, нам обоим суждено войти в историю науки. — Он глотнул шерри. — История. Уместная тема для разговора, если вспомнить ту конференцию.
— Я не понимаю, о чем вы, доктор… — начал было Макаби.
— Позвольте мне договорить, — криво усмехнулся Гарниш. — Вы ознакомились с докладом, который я читал на той конференции?
Макаби наморщил лоб.
— По-моему, вы оспаривали утверждение Хокинга о термодинамическом векторе времени, о его направлении, когда увеличивается энтропия.
Гарниш кивнул.
— Хокинг считал, что энтропия также определяет направление нашего психологического вектора времени, наше чувство времени. Та последовательность, в которой мы запоминаем события, зависит от возрастания энтропии. Так мы устроены. Это делает второй закон термодинамики нерелевантным. Хаос возрастает с течением времени, потому что мы измеряем время в направлении возрастающего хаоса.
Макаби слегка успокоился, когда они заговорили о науке.
— Да, припоминаю. Вы пытались доказать, что если изменить состояние хаоса в закрытой системе, то ее можно будет перемещать назад во временном пространстве.
— Да, назад по отношению к человеческому вектору времени.
— Насколько мне известно, ту часть вашей работы слушали с интересом.
Гарниш раздраженно махнул рукой.
— Это банально. Очевидно. А сутью моей работы вы заинтересовались?
Макаби вздохнул, понимая, к чему клонит хозяин.
— Вы предлагали создать закрытую систему, в которой можно было бы уменьшить энтропию с помощью бомбардировки антиматерии, кажется. Подробностей я не помню.
Несколько секунд Гарниш смотрел на гостя не мигая.
— Подробностей вы не помните, — повторил он. — Да, конференция состоялась довольно давно. И вас на ней не было, поэтому вам не известно, как ваша работа повлияла на мою.
Губы его кривились в улыбке, но глаза оставались холодными. У Макаби пересохло в горле. Он отпил шерри.
— Я занимался исследованием, связанным с проблемой черных дыр. Действительно, это имело отношение к вопросам границ энтропии, но…
— Ваши исследования обнаружили ошибку в моей теории, Макаби. Определение границ. Телбронд из Массачусетского технологического развил вашу теорию в докладе, с которым он выступил после меня. Я доказал, что мой метод уменьшит энтропию всего вещества, находящегося внутри системы. А Телбронд указал на то, что энтропия стенок системы, в которой содержится это вещество, увеличится и сведет на нет уменьшение энтропии вещества. — Его губы задрожали. — Общая энтропия в моей системе возрастет, а не сократится.
Макаби молчал, не в состоянии отвести взгляд от лица Гарниша. Рука, в которой он держал стакан, вспотела.
— Телбронд разрушил мою карьеру. И сделал он это, используя вашу работу, Макаби. Это теперь тоже часть истории, — Гарниш говорил бесстрастно — как ученый, подводящий итог эксперимента. Если он что-то чувствовал, его лицо этого не выдавало.
Однако по спине Макаби пробежал холодок.
— Доктор, я понятия не имел о том, что Телбронд использовал мои ранние работы против вас.
Гарниш прервал его, подняв руку.
— Я вас не осуждаю, я просто констатирую факт. После конференции меня высмеивали везде: на симпозиумах, на факультете. В конце концов мне отказали в финансировании.
Хозяин встал и подошел к маленькому окну. Куски грубой ткани, висевшие на кривом карнизе, служили занавесками. Его взгляд устремился куда-то вниз, на улицу. Неловкая пауза, уродливая, как тряпки на окне, повисла в воздухе. Макаби собирался уже положить конец этому странному вечеру, когда Гарниш обернулся к нему.
— Такой милый район. Боюсь, я его забуду… Прошу к столу. Сейчас я подам обед.
Размышляя над его странными словами, Макаби сел за стол лицом к кухне. Чтобы незаметно наблюдать за временем, он положил часы с разорванным ремешком перед собой. Раздался сигнал микроволновой печи, и Гарниш появился в дверях с двумя тарелками, в которых что-то дымилось. Они приступили к жидкому картофельному супу, нещадно пересоленному.
Гарниш хмыкнул, и Макаби поднял голову от тарелки.
— Макаби, а вы знаете, на что я потратил последние деньги? Макаби покачал головой.
— С тех пор вы не опубликовали ни одной работы. Вы уволили всех своих помощников…
— Они предали меня, — тихо проговорил Гарниш, — выдали секреты моим врагам, украли мои идеи…
«Он сумасшедший», — пронеслось в голове Макаби.
— Да, но как бы то ни было вы работали один. И никто не знал, над чем.
Гарниш холодно улыбнулся.
— Тогда сегодняшний вечер станет откровением. — Совсем тихо, едва слышно он добавил: — И кое- чем еще.
Он пристально посмотрел на Макаби, затем огляделся, как будто впервые увидел свою комнату, и гримаса исказила его лицо.
— Времени прошло достаточно, — пробормотал он, поднялся и, прихрамывая, направился к закрытой двери в другую комнату.
Макаби услышал звук поворачиваемого ключа, стук двери, а потом воцарилась тишина. Он ждал… Ничего! Его терпение иссякло, и он встал, намереваясь уйти. Вспомнив о часах, вернулся к столу и остановился: часы исчезли. Он искал на столе, на полу… Безрезультатно.
Часы пропали.
Комнату заполнил низкий гул, заглушивший шум с улицы, который быстро превратился в завывание на очень высокой ноте. По спине Джеймса пробежал озноб, он почувствовал головокружение и слабость. Макаби тяжело опустился на стул, задел стол и разлил шерри. Пятно расползлось по скатерти там, где только что лежали часы.
Какой-то звук заставил Макаби поднять голову. Одна из стен треснула по диагонали и распалась на две части. Но в щель была видна не крошечная кухня, а белая пустота. От ужаса Джеймс даже не мог
