время, – он неожиданно резко поднял голову, – если бы сейчас мне кто-то сказал, мол, сделай то-то и то-то, и тогда Маша останется с тобой, я бы, не задумываясь, сделал все!
– Так, значит, тебе вовсе не плевать на то, что люди называют взаимностью, – иронично заметила Лу. – А если бы этот кто-то приказал тебе снова полезть на крышу, полез бы?
Помедлив немного, Женя отрицательно покачал головой:
– Нет, ничего такого я больше в жизни не сделаю. Это точно.
– Ну вот, а говоришь, что…
– Лу! – перебила подругу Черепашка. – Чего ты привязалась к человеку? Неужели с тобой никогда такого не бывало, когда чувства кажутся противоречивыми, но от этого не перестают жить в твоей душе?
– Нет, – тряхнула распущенными волосами Лу. – В моей душе такие чувства не уживаются. Видно, у нас с вами… Как это называется? – Лу кокетливо прищелкнула пальцами. – О! Разная группа крови! У меня все как-то проще, понятней… И вообще, вы меня, конечно, извините… – Она выставила вперед левую руку и посмотрела на свои маленькие золотые часики. – Но мне нужно идти.
– Сейчас вместе пойдем, – попыталась остановить ее Черепашка.
– Нам все равно в разные стороны, – улыбнулась Лу. – Я же предупреждала: в восемь у меня свидание. Пойдем, проводишь меня немного. Приятно было познакомиться, – обернулась уже в дверях Лу.
– Иди, я тебя догоню, – бросила Люся, не глядя на подругу. А когда та исчезла за дверью, заговорила вдруг быстро и горячо: – Я уйду вместе с Лу, не бойся. Но прежде чем мы расстанемся, мне очень хочется сказать тебе одну вещь.
– Ну, скажи, если очень хочется, – иронично протянул Женя.
– Я вовсе не претендую на роль пророка…
– Уже хорошо, – снова перебил он.
Но Люся, будто бы не заметив этого, продолжала:
– Но я совершенно точно знаю, что тебе нужно сделать, чтобы вернуть Машу.
Насмешливое выражение моментально исчезло с его лица. Теперь Женя смотрел на Черепашку внимательно и серьезно. И еще в его взгляде появилась тревога. Заметив это, Люся подумала, что, может, не стоит сейчас говорить о таких вещах, но эмоции и в этот раз взяли верх над здравым смыслом, и, набрав полную грудь воздуха, она заговорила снова:
– Все очень просто, Женя. И раз уж я по воле случая оказалась втянутой в ваши отношения, то позволь мне высказаться.
– Я тебя внимательно слушаю. – И эти слова были произнесены без малейшего оттенка иронии.
– Маша вернется только в том случае, если увидит тебя на экране телевизора, или услышит твои песни на одной из модных радиостанций, или прочитает о твоей группе в каком-нибудь популярном журнале. – Все это Люся произнесла раздельно и четко, будто каждым словом хотела забить гвоздь. – Словом, поймет, что ты можешь стать знаменитым. И это я совершенно четко уловила. Собственно, Маша открытым текстом заявила, что жаждет славы. – Черепашка сделала паузу и, увидев, что Женя не собирается ее перебивать, а по-прежнему смотрит ей в глаза с неподдельным вниманием, продолжила: – Так что решай. Все зависит от тебя. Я же готова помочь… Уж не знаю кому, тебе или Маше. А если надумаешь, позвони. – Она вытащила из рюкзака блокнот, что-то быстро написала в нем, затем вырвала листок и со словами: «Это мой номер» – положила его на холодильник. – А у тебя есть записи твоих песен? – спросила Черепашка, добавив в голос «деловых» ноток.
Она сделала это совершенно осознанно. Главное было уже сказано. И теперь по его ответу она сможет определить, как Женя отнесся ко всему, что только что услышал.
– Домашняя, – после паузы выдавил он из себя. – Очень плохого качества.
– Это не важно, – заметила Люся. – Если материал того стоит, вам предоставят и профессиональную студию, и инструменты, а в случае необходимости – даже музыкантов.
– Но ты же не слышала ни одной моей песни. – Теперь в его глазах читалось удивление.
– Слышала, – призналась Черепашка. – Подходя к твоей палате, мы услышали гитару… Короче, я подслушивала.
– А знаешь, ведь я это почувствовал… Но то, что ты слышала, еще не написано… Это ерунда, так, набросок…
– Я это поняла.
– Какие мы с тобой оба понятливые! – В его голосе снова послышалась ирония.
– Ну так как? – Черепашка перекинула через плечо лямку рюкзака.
– Я должен подумать. – Женя отвел взгляд в сторону. – Но в любом случае спасибо за предложение.
– Тогда до встречи? – Она взялась за дверную скобу.
– Пока.
10
Всю дорогу до метро подруги шли молча. Так же молча спускались они по эскалатору. И только внизу, когда нужно было прощаться (ведь Лу спешила на свидание, а Черепашка ехала домой), Лу, потянув подругу за рукав, стараясь перекричать грохот отъезжающего поезда, проорала в самое ухо Черепашки:
– А этот Женя ничего! Таким можно запросто увлечься! Только я не советую тебе этого делать!
– Прекрати! – отмахнулась Люся.
Тут подъехал поезд, и Лу, помахав на прощание Черепашке рукой, растворилась в толпе.
«Криком себя обрушив, зажму коленями уши…» – крутились в голове Люси строчки из Жениной песни. Это были последние слова, которые ей удалось услышать. Начало песни она вспомнить не могла. Вернее, не могла вспомнить, как рифмуются строки, а содержание помнила прекрасно: Женя пел о шагах за спиной, которые звучали все тише и тише, а потом с горечью понимал, что та, возвращения которой он так горячо желал, уже далеко и не может слышать его слов… Мелодия песни была легкой, запоминающейся, но совсем не примитивной, и Люся неожиданно поймала себя на том, что тихонько напевает ее…
Заканчивался предпоследний учебный день второй четверти, шел урок литературы.
– Черепахина! – раздался сердитый и резкий голос Люстры. – О чем ты все время думаешь?
– О стихах Иосифа Бродского, – не моргнув глазом соврала Люся.
– И что же ты о них думаешь? – напирала Люстра.
– Что они хорошие, – глуповато ответила Черепашка, потупив взгляд.
– В таком случае даю тебе персональное задание на зимние каникулы: поделись своими мыслями о стихах Бродского в форме сочинения.
– Хорошо, Ангелина Валентиновна, – понуро согласилась Черепашка.
Перспектива писать в каникулы сочинение ее совсем не обрадовала, тем более что намечался очень плотный график съемок. Но что она могла поделать?
Так случилось, что между Черепашкой и Люстрой уже несколько лет существовала скрытая вражда. Черепашка была глубоко убеждена: так преподавать литературу, как это делает Люстра, нельзя и даже вредно. Кстати, мама полностью разделяла ее мнение. Все требования учительницы, которая к тому же была и их классной руководительницей, сводились к тому, кто из учеников лучше вызубрит критическую статью из учебника. Любая попытка высказать собственное мнение по поводу того или иного литературного произведения не только не поощрялась ею, а наоборот, жестоко каралась неудовлетворительной оценкой. Однажды, в седьмом классе, Люстра поставила Черепашке двойку за то, что та сказала, что, по ее мнению, Тарас Бульба никакой ни эпический, а патологический герой: жестокий, несправедливый и ограниченный человек. Тогда еще ее мама, Елена Юрьевна, пошла в школу, но очень быстро, буквально через несколько минут общения с Люстрой, поняла, что «тут ловить нечего», поскольку переубедить эту закостеневшую в
