конечно, мои. На обочине остались следы от шин моего фургона и лыж снегохода. Да, этих следов невозможно было не заметить… Кроме этого, довольно явно была видна и тропа, ведущая в лес. Она напоминала огромную стрелку, которая показывала, где лежит самолет.
Увидев все это, Джекоб снова заплакал. По его щекам потекли слезы, а губы задрожали.
– Все будет хорошо, – сказал я, стараясь говорить как можно более спокойно и уверенно. – Скоро пойдет снег. А как только начнется снегопад, следы исчезнут.
Джекоб ничего не ответил. Он начал вздрагивать от глухих рыданий.
– Прекрати, – снова заговорил я. – Так дело не пойдет.
Джекоб вытер мокрые от слез щеки. Пес потянулся с заднего сиденья к хозяину и попытался лизнуть его в лицо, как будто хотел успокоить и утешить Джекоба, но брат оттолкнул Мери Бет.
– Все в порядке, – добавил я. – Как только пойдет снег, все будет в порядке.
Джекоб глубоко вздохнул и кивнул в знак согласия.
– Джекоб, ты не должен так реагировать. Мы должны сохранять спокойствие, иначе нас действительно могут заподозрить в чем-то. Надо постараться вести себя так же, как и раньше.
Брат снова кивнул. От слез глаза у него покраснели и припухли.
– Все под контролем.
– Я просто устал, Хэнк, – произнес он почти шепотом. Было видно, что Джекобу тяжело говорить. Он посмотрел в окно.
Кровь из носа у него почти остановилась, но Джекоб так и не стер ее с лица… над его верхней губой все еще были те же смешные усы, которые делали его похожим на растолстевшего Чарли Чаплина.
– Просто я не выспался… и устал.
Проехав через парк, мы выехали на его северной стороне и повернули на Тафт-роуд. На этой стороне парка все было точно так же, как и на той, откуда мы только что приехали, – те же деревья, клены, каштаны, несколько сосен и березы. На некоторых соснах до сих пор лежал снег, должно быть, он остался еще со вторника. Повсюду летали птицы, создавая постоянное еле заметное движение и суету. Других признаков дикой жизни не было – ни зайцев, ни оленей, ни енотов, ни опоссумов, ни лис. И мысли о том, что где-то здесь, совсем неподалеку, лежит самолет, а в нем мертвый пилот и мешок с деньгами, а в реке – Педерсон, которого я задушил собственными руками, казались абсолютно абсурдными.
Я бы никогда не подумал, что мы с Джекобом способны на насилие. Да, мой брат частенько дрался в школе, но причиной этому были только насмешки со стороны неприятелей, ему просто приходилось самому постоять за себя, и другого выбора у Джекоба не было. Он никогда не умел сглаживать конфликты, поэтому всегда пускал в ход кулаки. Хотя Джекоб и драться-то как следует не умел и даже не делал вид, что хочет припугнуть противников. Наоборот, несмотря даже на то, что его переполняла злоба, он всегда действовал так, будто боялся причинить боль обидчикам. Обычно он неуклюже махал руками, даже не сжимая их в кулаки, как будто показывал фигуру пловца. А все смеялись над ним и дразнили беднягу.
А виновата в этом была одна черта характера, которая передалась нам от отца. Дело в том, что он не выносил боли, вернее, не выносил, когда боль причиняли любому живому существу. Поэтому он и не держал домашнего скота – ни коров, ни птицы, ни свиней, – он просто не мог забивать их. А теперь мы с Джекобом убили человека.
Когда мы доехали до Ашенвилла, Джекоб подъехал к своему дому и остановился.
После новогодней ночи практически все в городе было закрыто. На улице мы встретили всего несколько прохожих, спешащих куда-то.
Поднялся небольшой ветер. Небо было абсолютно чистым. Ярко светило солнце, его лучи отражались в окнах домов и падали на блестящий и влажный тротуар. Словом, на дворе стоял прекрасный морозный зимний день.
Джекоб не выходил из машины. Он каким-то мутным, невидящим взглядом смотрел на дорогу. Потом он дотронулся до носа и сказал:
– Мне кажется, я сломал его.
– Да нет, не волнуйся, – попытался я разуверить его. – Просто от удара немного пошла кровь, вот и все.
Джекоб все еще выглядел напуганным и иногда вздрагивал. Честно говоря, это уже начинало меня беспокоить. Я не хотел оставлять его в таком состоянии. Я наклонился к нему и заглушил двигатель.
– Знаешь, о чем я подумал, когда ты ударил его? – спросил я.
Джекоб не ответил. Он все еще щупал свой нос.
– Я вспомнил, – продолжал я, – как ты первый раз подрался с Рудни Семпл. Ты тогда размахнулся, ударил его и сам упал.
Джекоб молчал.
– Сколько тогда тебе было? Помнишь?
Он повернулся и посмотрел на меня все тем же пустым взглядом. Джекоб был в перчатках. Одна из них была вся в крови. А на пальце осталось пятно от вареного яйца, которое было в сэндвиче.
– Рудни Семпл? – рассеянно переспросил он.
– Да, в спортзале. Ты ударил его, и вы оба упали.
Джекоб кивнул, но ничего не добавил. Он молча смотрел на свои перчатки, потом заметил остаток яичного желтка, поднял руку, лизнул ее и вытер о штаны.
– Уже приехали, да? – рассеянно поинтересовался он.
– Да, приехали, – ответил я.
– Господи… – сказал Джекоб и вздохнул. На мгновение мне показалось, что он вот-вот снова расплачется. Брат обхватил себя руками и начал медленно раскачиваться.
– Прекрати, Джекоб. Возьми себя в руки. Что сделано, то сделано.
Джекоб покачал головой:
– Я убил его, Хэнк. Когда сделают вскрытие, всем все сразу станет ясно.
– Нет, – заметил я, но Джекоб не послушал меня.
– Конечно, тебе легко сохранять спокойствие. Тебя-то не посадят, – произнес Джекоб, тяжело дыша.
– Ты его не убивал, – неожиданно для самого себя сказал я.
Честно говоря, паника Джекоба начала передаваться мне. Я изо всех сил пытался сохранять самообладание.
Брат удивленно посмотрел на меня.
Я мгновенно понял, что не хочу рассказывать ему правду, и попытался выкрутиться.
– Мы вместе убили его, – вымолвил я и посмотрел в окно, надеясь, что сейчас Джекоб уйдет. Но он не ушел.
– Что ты имеешь в виду? – спросил он.
Я попытался улыбнуться:
– Ничего.
– Ты сказал, что я не убивал его.
Я повернулся и посмотрел на брата, пытаясь как можно скорее что-нибудь придумать.
С детства я знал, что не могу положиться на него – он опаздывал, забывал, ленился, в общем, не обращал внимания на многое… Так что будет лучше, если и сейчас правду буду знать только я. Но, с другой стороны, Джекоб же мой брат. Я хотел доверять ему. И я понимал, что, несмотря на долю риска, в этом есть свои преимущества. Я спас его. Значит, он должен знать правду о том, что произошло. Это сделает его моим должником.
– Когда ты уехал, он еще был жив, – сообщил я. – Я понял это, только когда начал усаживать его на снегоход.
– Я не убил его?
Я покачал головой:
– Нет. Я задушил его шарфом.
Брату потребовалось некоторое время, чтобы осознать мои слова. Несколько минут он сидел молча, уставившись в одну точку.
– Зачем? – наконец спросил он.