Думал, что как-нибудь поладят, хотя Егор и сам не знал, зачем ему нужно признание волчицы. Когда в лесу он решил отвезти её домой, у него и в уме не было приручать её, пусть бы она и выжила. Это желание возникло позже, когда он нянчился с ней, залечивая рану на лбу и сращивая лапу. Легко сказать, вылечить дикую волчицу, которая даже близко к себе не подпускает, так и норовит отхватить руку. Одна жена видела, как он мучился с ней. Но ведь вылечил! Тогда-то и подумалось: а что, как приручить? Ведь приручил когда- то Тимофей Бирюков своего волка.
Но самым больным был вопрос: что делать с волчицей дальше? Держать её в доме за здорово живёшь не имело смысла, но тогда куда девать? Ответ напрашивался самый простой: отпустить на все четыре стороны. Раз не приручается и кормить нечем, пусть идёт себе.
Но тут-то и начинались терзания. Отпустить ни за что ни про что волчицу обратно в лес?! Одна только мысль об этом казалась Егору кощунственной.
Отпустить, по его мнению, можно было кого угодно, хоть чёрта, но только не волка. От волков, кроме вреда, ничего. Жрать горазды, и жрут всех подряд, никому в лесу спасения нет. А скотины сколько режут? Ладно бы летом, когда скот пасётся, так и зимой разбойничают. И не уследишь – то через крышу во двор заберутся, то подкопают. Щель сделают – и в неё. Как только пролезают, дьявол их знает. У иных от этого вся шерсть на спинах вытерта. Убьёшь, а у него на спине проплешины, как будто на нём ездили. Вот и скажешь после этого – отпустить.
Нет, переступить через такое Егор не мог. Тогда вешай ружьё на стенку и определяйся, как хочет жена, на другую работу.
В общем неизвестно, как поступил бы Егор с волчицей, оставайся всё по-старому, но нежданно и негаданно события круто изменили ход.
Часть вторая – ЛЮБОВЬ
Глава 1
Ночами волчица выла.
Собака воет, и то тоска, а тут – волк. Тут – мороз по коже, а потому Егор предвидел, что рано или поздно в деревне начнётся недовольство: кому хочется каждую ночь слушать могильное волчье завывание? А вдобавок и собачье, поскольку деревенские собаки начинали сходить с ума, едва вой волчицы докатывался до них. Хорошо ещё, дом стоял на отшибе, и лишь ближайшие соседи Егора могли слышать вой. Но соседи разве не люди? Проснутся раз, проснутся другой, а потом скажут: делай, Егор, что хочешь, а слушать твою музыку мы не желаем. Ты нас с собой не равняй. Думаешь, если сам лесовик, то и другие?
Не думал так Егор и не хотел, чтобы волчица выла, и, как только она заводила свою пластинку, он выходил из дома и цыкал на неё. Но всякий раз не нацыкаешься, и в конце концов Егор дождался того, о чём всё время думал.
Утром пришёл Петька Синельников. Сосед – ближе нет, дома бок о бок стоят. Правда никакой такой дружбы у Егора с Петькой не водилось, скорее наоборот, но здороваться здоровались.
– Егор, у тебя совесть есть? – спросил Петька, не успев войти.
– Есть, – ответил Егор. Раз спрашивает человек, почему не ответить.
– А я так думаю, что нету. Если б была, ты не привязал бы эту волчицу. Чего она каждую ночь воет?
– А твоя собака не воет?
– Сказал тоже: собака! А то ты не знаешь, кто как воет!
Егор молчал. Петька был прав со всех сторон, но Петька, как всегда, лез нахрапом, а Егор этого не любил. Пришёл, давай поговорим по-человечески, а то сразу про совесть, как прокурор какой.
А Петька видя, что Егор молчит и, значит, озадачен, нажал сильнее:
– Я так тебе скажу, Егор: ты или застрели свою паскуду к такой-то матери, или я заявлю куда надо. Волк вне закона объявлен, а у тебя он как барин живёт. Противно же глядеть, как ты с этой шелудивой возишься!
– А ты не гляди, – сказал Егор, – я тебя не заставляю. Тебе-то какое дело, вожусь я с ней или нет?
– А такое, что нечего волчице жить в деревне. У меня, если хочешь, корова молока поубавила. Как завоет твоя стерва, Зорьку аж в пот кидает. Того и гляди совсем перестанет доиться. В общем, Егор, я тебя предупредил, а ты уж сам смотри, как бы хуже не было.
Такой вот получился разговор. Егор знал Петьку и не сомневался, что тот как сказал, так и сделает: либо бумагу куда напишет, либо так нажалуется. Ну и чёрт с ним, пусть жалуется. Пока соберётся, что- нибудь придумаем.
А что можно было придумать? Не будешь же стоять над волчицей с палкой: не вой мол. Самое простое – сделать намордник, но тогда как кормить? Каждый раз снимать и опять надевать?
Замучаешься. Волчица не собака, просто так не подойдёшь да не наденешь. Один раз куда ни шло – припереть рогатиной и обратать, а по нескольку раз на день – себе дороже. Когда-никогда изловчится и схватит. И всё же что-то надо делать. Как ни погляди, а Петька прав. Егор и сам замечал, что корова и овцы шарахаются, когда слышат вой. Правда, Красавка как доилась, так и доится, но ведь корова корове тоже рознь.
Подождав пока за Петькой захлопнется калитка, Егор оделся и пошёл к волчице. Она, как всегда, сидела в конуре. Егор прибрал вокруг, а потом присел на чурбак, валявшийся неподалеку от конуры. В прорезь был виден серый волчицын бок.
– Дождалась, дура, – сказал Егор. – Петька вон приходил, говорит, к стенке тебя надо. А ты как думала? Лежишь, тебе всё до феньки, а мне как? Петька – мужик стервозный, напишет бумагу, приврёт чего, а потом выкручивайся. Не можешь не выть, что ли? Довоешься…
Вечером, когда пришла с работы жена, Егор рассказал ей про Петьку.
– Напишет, и думать нечего, – сказала жена. – Ох, Егор, Егор… Ну зачем тебе всё это? Что, у тебя
