Гинзбурга от вечных пятен извести и бетона, от кирпичной пыли и цемента.
— Заготовьте схемы и чертежи, я подпишу. — И уже на пороге, прислушиваясь к дождю и не спеша выходить, Гинзбург улыбнулся. — Придется мне тоже утяжелить свою ответственность… перед министерством. Ну, а шуметь о подъеме пока не будем. Сперва сделаем, а потом можете давать интервью Нежданову.
Когда Гинзбург вышел, Матвеев, уставший от долгого молчания, быстро заговорил:
— Выгорело наше дело, Константин Максимович. Если голова хорошо придумала — руки сделают. Дерябин все бубнил: Хитромез не разрешит, Хитромез. А Хитромез-то — не закон божий.
— Не Хитромез, а Гипромез, — оборвал его Токмаков. — А учиться все равно надо. Ты погоди, старый, я тебя еще заставлю диссертацию защищать. Я тебе не позволю недоучкой остаться! А то примешься проекты сочинять, а тебя носом ткнут и скажут: «Таланта в тебе нет, даже ошибки — и те бездарные».
— Это ты прав, Константин Максимыч, — притворно вздохнул Матвеев. — Я вот думал без еллипсов жизнь прожить. А оно не вышло. И у тебя не выйдет без ученого звания. Вот оно как!
— Неблагодарный ты человек, Матвеев, — покачал головой Токмаков. — Пока я на твои «еллипсы» время трачу, я бы на четвертый курс перешел. Вот кончим домну, уедешь ты куда-нибудь подальше, я тут осяду. Буду работать с семи до четырех. А после четырех — время у меня в кармане. Быстро диплом добуду.
— Куда тебе, Максимыч! Если в Каменогорске осядешь, помяни мое слово, застропит тебя какая- нибудь Клаша или Дуняша мертвым узлом. Пойдут пеленки, распашонки — вот тебе и весь диплом! Нет, ты уж нас, верхолазов, не бросай. С нами скорее диплом получишь.
Оба подняли воротники, нахлобучили кепки и вышли из конторки в слякотную ночь.
4
Молоток, который только что сотрясался от напора сжатого воздуха, замер. Карпухин отвел молоток и долго смотрел на вишневую головку вновь рожденной заклепки.
Неслыханной, невероятной показалась ему тишина.
Последняя заклепка!
Подручный сейчас бросит клещи и закурит.
Нагревалыцица может погасить и даже разобрать горно. Покроются пеплом кусочки кокса, посинеют, остынут навечно заклепки, которым уже не нашлось места на этом каупере.
Карпухин прислушался — Баграт на соседнем каупере продолжал клепать. Его молоток грохотал уже на самом куполе — не сегодня-завтра и он закончит работу. Катя тоже погасит горно.
Карпухин крикнул: «Шабаш!» — вылез из люльки и медленно спустился по монтажной лесенке на землю.
Следом за ним сошли подручный и нагревалыцица. Карпухин поздравил свою бригаду с окончанием клепки и собрался на обед.
Он посмотрел на люльку Баграта. Карпухин не прочь был бы отметить это событие в обществе своего ученика, посидеть с ним в столовой, выпить стопку-другую, как и положено в такой день. Баграт возился с инструментом, но вниз как будто не торопился. Да и что его ждать, если в конторке работает жена Баграта, обедают они теперь вдвоем и для мужской компании он — человек пропащий!
Карпухин одиноко побрел в столовую. Он нашел себе компанию — сварщика Шереметьева, с которым уже много лет встречался на домнах. Шереметьев в вечных странствиях тоже состарился и поседел — волосы его, казалось, были припорошены мелом.
— С последней заклепкой тебя! — Шереметьев поднял стопку и чокнулся с Карпухиным.
Оба с аппетитом выпили, закусили корочками черного хлеба с горчицей.
Карпухин налил по второй. Шереметьев спросил:
— На покой?
— Вот отпуск с Василисой отгуляю, на новую домну подамся с Вадимом.
— Ну, будем радехоньки! — крякнул Шереметьев.
— Дай бог не последнюю! — живо откликнулся Карпухин.
Шереметьев выпил, вытер рукой рот и с усмешкой сказал:
— Слыхал я, Захар Захарыч, что бог дал тебе последнюю. Кончилась твоя клепка.
— Это у кого же на такую глупость ума хватило?
— У кого бы ни хватило, а клепка — дело отсталое. Наукой доказано. По одной заклепке всю домну сшивать — разве по нашему времени дело? Теперь сварка в моде.
— Это еще бабушка надвое сказала! — прогремел на всю столовую Карпухин. — Клепка — штучная работа, она всегда надежнее. А сварной шов — дело темное. Вдруг он неправильный. Где концы найдешь?
— Нашего брата теперь радием контролируют.
— Радиом, радиом! Видал я таких радистов. Пузырек с какими-то лучами таскают. А вот мне никакие лучи не нужны. Палец к заклепке приложу — все слышу.
— Так-то оно так, а все же тебя сварка на зады гонит. Давай, Захар Захарыч, по старой дружбе я тебе свой щиток подарю. Подучу тебя маленько — будешь знатный сваршик. Мое дело вечное.
— Вечное, да не бесконечное, — разозлился Карпухин. — Слышал я, на ручную сварку тоже управу нашли. Машина варить научилась. И до тебя скоро доберутся. Тоже мне, свой колпак обгорелый предлагает!..
Карпухин встал, с шумом отодвинул стул и оглянулся, за какой бы столик пересесть.
Столовая полна, обед в разгаре. Вадима не видать — работает, наверно. В дальнем углу появились Баграт с Таней. И к ним не присоединишься, места нет, там прораб и этот мальчишка, Берестова сын. Серьезный мужик прораб, хитро придумал тогда чад разгонять сквозняком. Только Катьки там не хватает, носит ее где-то по телефонам, извелась по своему рыжему, всех врачей в больнице замучила…
Карпухин не стал обедать и вышел из столовой, едва не столкнувшись в дверях с Катей.
— Поздравьте меня, Захар Захарыч!
— Что, клепку кончили?
— Гипс сняли! — крикнула Катя на ходу, поправляя, перед тем как войти в столовую, гладкие черные волосы.
— Какой там еще гипс?! — пробурчал Карпухин, но Катя уже пронеслась мимо, спеша поделиться своей радостью с Багратом и Таней.
Карпухин прошел к кауперу, мрачно уселся у подножья и стал перетирать, смазывать свой клепальный молоток. Он и не заметил, как подошел Дымов. Наверно, потому, что на этот раз Дымов был без свиты.
— Ну что, Захар Захарыч? — Дымов положил тяжелую руку на плечо поднявшемуся Карпухину. — Все заклепки выклепал?
— На этой домне все, товарищ начальник. Теперь на другую поеду.
— На другую? Куда же это?
— Куда все поедут, туда и я. В Североуральск, что ли. Где домну будут новую ставить.
— Домну ставить будут. Только тебе на ней, Захар Захарыч, что делать?
— То есть как это что? — Карпухин отступил на шаг от Дымова.
— Домну будут ставить опять сварную.
— Ну и хорошо. А каупера?
— В том-то и дело, Захар Захарыч… Каупера тоже ставят сварные.
— Почему же это вдруг? Вот твоя домна сварная. А все-таки мы, глухари, каупера подняли! Рекорды ставим! Заработали «Уралстрою» славу на весь Союз. Министр меня с лекциями посылал, а ты меня выгоняешь!
