— А где наш прораб?
— Я даже испугалась. Здравствуйте, Пасечник. Против света не видно. Вы про кого? Про Костю? Еще не видела. Наверно там.
Маша поспешила к вагону. Пасечник зашагал с ней рядом.
— Там наших нету.
— Ну, значит, задержалась машина. Сейчас должны приехать. А Катя где?
— У вагона. С Захаром Захарычем она там и с Багратом. А я пока в «бенилюкс» наведался. — Пасечник показал палкой на киоски-павильончики, у которых толпился и шумел народ и сквозь стеклянные стенки которых просвечивали бутылки. — А для отвода глаз газетку купил…
Они пошли вдоль поезда, поглядывая на светящиеся номера вагонов.
Два вагона, в которых ехали монтажники, стояли в самой голове поезда, у них не было светящихся номеров. Вагоны отцепят на какой-то узловой станции. Ведь поезд пойдет оттуда дальше на запад, а вагоны с монтажниками прицепят к поезду, который пойдет в Североуральск.
«Может быть, и я вот так же, к девяти вечера по московскому времени, буду когда-нибудь торопиться на этот поезд…» — подумала Маша.
Маша увидела у вагона Вадима, Карпухина, Баграта, тетку Василису, Таню и Катю, которая повязалась бело-голубой косынкой.
Берестов с Карпухиным смотрели на освещенную надпись «Ст. Каменогорск», которая тянулась по фронтону вокзала.
— А помнишь, Захарыч?..
— Ну, как же…
Мало кто из пассажиров помнил теплушку, которая изображала когда-то станцию Каменогорск, ту самую станцию, о которой и слыхом не слыхали кассирши и название которой они недоверчиво искали где-то в самом конце пухлого железнодорожного справочника, где значились все географические новости.
— А теперь вот какой вокзал сочинили! И даже перронные билеты завели. Нет, ты только подумай! Перронные билеты!
Нельзя было понять, гордится этим нововведением Карпухин или возмущается.
— И Маша сегодня три целковых за эти перронные билеты отдала, — вспомнил Берестов. — Как одну копеечку!
— А все-таки вокзал для нашего города маловат стал, — сказал Карпухин строго. — Куда его такой? Надо было сразу на вырост строить. Как одежду для ребят, для ремесленников шьют… — Карпухин вздохнул и добавил печально — Я теперь тоже наподобие ремесленника. Выпало у меня дело из рук на старости лет. Еду вот в Североуральск. А зачем еду? — Карпухин зашептал Берестову в ухо: — Сварные швы чинить за Шереметьевым! Если бы не Вадим… От него отставать не хочется.
— Ты там, Захарыч, и за моим присмотри.
— Это можно, — сразу повеселел Карпухин. — Шефство над Борисом обеспечу. Согласно карпухинского движения!..
Шумной ватагой подошли монтажники, прибывшие с Новоодиннадцатого поселка.
Токмаков нес два чемодана. В них все его имущество: гардероб, библиотека, посуда, которая была представлена кружкой и ложкой, и мебель, если только можно отнести к мебели складную полочку для книг.
На нем серая кепка, откинутая по привычке верхолазов на затылок. Кожанка стянута поясом, отчего плечи выглядели еще более внушительными.
Он с Машей отошел к паровозу, который дышал легко и равномерно, как бегун на старте.
Теплые, жирные запахи смазки и паровозной гари стояли над платформой.
Ветер раскачивал лампу с колпаком, висящую неподалеку, у багажного пакгауза, и смутный круг света беспокойно метался по кирпичному настилу платформы, исшарканной и выбитой.
— А знаешь, Костя, сегодня сто дней, как мы знакомы. Подумать только! Всего три месяца с небольшим. Больше похоже на три года.
— Всего три месяца… — Токмаков усмехнулся. — Как сказал бы Плонский, один хозяйственный квартал…
— А месяцы разлуки тоже будут как годы?
— Это от нас с тобой, Машенька, зависит. Нужно только мысленно представить себе не поездку эту, а возвращение из нее. Ты умеешь так? Мне иногда удается. Тогда и большая неприятность становится маленькой.
— Ну что же, попробую.
— Ах, Машенька! Я в Североуральске, кажется, не только дни — часы считать буду.
— Дни-часы считать будешь. Но вовсе не потому, что станешь скучать.
— А почему же тогда?
— Из-за твоей привычки к графикам.
Оба посмеялись и снова поцеловались.
Появился на перроне и Матвеев. Он был так встревожен, будто уже опоздал на поезд. Матвеев шел на слегка подгибающихся коленях, наклонив корпус вперед, и при этом еще умудрялся раскачиваться из стороны в сторону.
Проводница посветила фонарем, прижатым к груди, проверила билет и вернула его Матвееву.
Верхолазы верхних полок не боятся!..
Всех перекрывал хриплый, сварливый голос Карпухина, который, стоя рядом с Багратом, окруженный клепальщиками, ругал какого-то мастера:
— Восемь молотков воздухом прокормить не может! Да он и трем коням корму не задаст. Нехай ему та дробилка семечки лузгает! — И, как бы продолжая ругать того самого мастера, тем же сердитым тоном Карпухин добавил, обращаясь к Баграту — Завтра к старухе моей и переезжайте. Нечего вам в той комнате околачиваться!
В толпе у вагона показался Бесфамильных. И при скудном свете фонарей видны были веснушки, густо обсыпавшие его лицо.
Бесфамильных с группой верхолазов из других бригад едет этим же поездом, в прямом вагоне Каменогорск — Москва.
— Предлагали мне ехать в Сочи, на курорт союзного значения, — хвастался Бесфамильных. — Пришлось отказаться. По причине командировки в Москву. Едем строить высотное здание на Смоленской площади.
— Так ведь это двадцать шесть этажей! — сказал с завистью Борис.
— А ты думал! Стратосфера! Только вечером будем в Москву спускаться, а весь день — с ласточками да с голубями. Работа на виду у всей столицы.
Бесфамильных говорил с Борисом покровительственным тоном, с веселой бойкостью. Но когда он представил себя стоящим на карнизе двадцать шестого этажа, то ощутил холодок в пальцах ног и невольно втянул голову в могучие плечи.
«Мне бы в Москву, — размечтался Борис. — Но туда с пятым разрядом не пошлют. Только москвичей смешить. Наверно, с двадцать шестого этажа всю Москву видно как на ладони. Смоленская площадь — на кольце „Б“, это я знаю… Конечно, завидно. Но зато я еду вместе с Вадимом, с Карпухиным, с Константином Максимовичем».
Борис подошел к Токмакову, стоявшему под руку с Машей, тронул его за рукав и спросил:
— Константин Максимович! А вот будет такое время, когда всё-всё построят?
Токмаков озабоченно потер лоб.
— Пожалуй, не будет. И строить будут и перестраивать. Так что можешь не беспокоиться. Мы с тобой без работы сидеть не будем…
— Вот в будущем году пятилетка кончается. А новая? Всегда у нас пятилетки будут, Константин Максимович?
— На наш век строек хватит. — Токмаков похлопал Бориса по плечу. — Это я тебе обещаю! Разве можно угадать, какие нас ждут дела? Может, заводы новые, города подымутся. Может, каналы новые рыть начнем. Может, гидростанции строить будем. Ты что же думаешь — только в селах, на речушках можно
