пытаясь решить для себя, стоит ли убийство средь бела дня детектива из отдела по борьбе с наркотиками того, чтобы вытаскивать ради этого аппаратуру из машины. Затем они увидели Малруни, известного активного борца против наркотиков, доверительно беседующего с Лукко, который, как они знали, работал в отделе по расследованию убийств. Тогда телевизионщики обменялись взглядами, пожали плечами и не слишком охотно начали выбираться из джипа.
— Кажется, ты должен попросить об этом, — заметил Малруни, когда они подошли к желто- коричневому «доджу» Лукко, на котором уже не было никаких опознавательных знаков.
— О чем попросить? — озадаченно поинтересовался Эдди.
— Чтобы тебе передали дело этой неизвестной. Думаю, это как раз для тебя. Ты побыл здесь несколько минут, а уже знаешь, кто, каким образом и тому подобное. Голова у тебя варит, ты действительно лучший детектив отдела по убийствам. Только, знаешь что?
— Что?
— Я слышал, что ты был на Центральном вокзале, когда обнаружили труп этой девчонки. Это верно?
— Да.
— Что же, в нашей работе приходится иногда сталкиваться с этими гребаными трупами.
Малруни пожал плечами, глядя, как в окне дверцы, которую открыл Лукко, отражается тело мертвого детектива. Лукко подождал, пока Малруни снова посмотрел на него.
— Я поймаю тебе Малыша Пи.
Ирландец удивленно посмотрел на Эдди, заморгал глазами, и по его мясистой щеке кельта скатилась слеза. Он кивнул, повернулся и ушел.
Лукко уселся за руль и завел двигатель, но вдруг услышал голос Малруни, кричавшего на Остряка Робсона и телевизионщиков, чтобы они держали свои гребаные ноги подальше от гребаных следов и улик. Эдди Лукко улыбнулся и тронул машину с места, а Бенуэлл поднял оградительную ленту. Лукко подумал, что, если арестует Малыша Пи и кубинца, может, они хотя бы опознают фотографию той девчонки. Неопознанного трупа.
Малькольм Стронг совсем не походил на человека, описанного в досье, что, в общем-то, и не удивило Дэвида Джардина. Все данные отдела кадров, службы безопасности и составленный психологический портрет имели лишь небольшое сходство со слегка располневшим, среднего роста, компетентным человеком с хорошим чувством юмора, стоявшим на ступеньках клуба «Пеллингс» рядом с Джардином, который смотрел на темное небо, пытаясь определить, пойдет ли снова дождь.
— Вам далеко идти? — спросил юрист.
Джардин сказал, что в Фулем, но сначала ему нужно зайти в магазин на Кингз-роуд купить молока и что-нибудь из еды, которую можно хранить в морозилке. В предыдущей беседе он упомянул, что его жена работает телережиссером на Би-би-си и сейчас уехала на несколько дней для съемок в Голландию. Стронг сказал, что у него тут машина и он был бы рад подвезти его.
— Если только это вам по пути.
— Конечно. Я живу на Маллорд-стрит, — ответил Стронг.
Это Джардину было известно, он знал и номер дома — 64Б, а еще знал, сколько пинт молока приносят Стронгу и Джин каждую неделю и что каждый день он получает «Индепендент» и «Телеграф», а в конце недели «Ньюстейтсмен» и «Яхтинг мансли». Конечно же, Дэвид знал и о том, что Стронг приехал на машине, потому что Ронни и двое людей Кейт из отдела кадров сообщили ему этот факт перед тем, как он вышел из офиса, прошелся пешком до Вестминстерского моста, где и поймал такси. Он отправился в «Страну Чудес», как сказал бы венгр.
— Очень любезно с вашей стороны.
— Она здесь, прямо за углом. Иногда удается отыскать местечко для парковки у Сент-Джеймского дворца.
И Малькольм Стронг направился вверх по улочке к узкому тупику, называемому Сент-Джеймс-ярд, где стояла его голубая «БМВ-320».
Первоначальная, на первый взгляд, случайная встреча прошла хорошо. Арнольд Гудвин и Стронг были знакомы друг с другом не только как члены клуба «Пеллингс», но и как страстные любители скачек. Стронг восхищался банкиром, который ушел в деловой мир из коллегии адвокатов, где специализировался на законодательстве в области корпоративного права, в возрасте сорока двух лет, и за пять лет достиг вершин бизнеса. Джардин догадывался, что и Стронг мечтает о подобной карьере.
Дэвид прошел вместе с ними в курительную комнату, где убивали время за выпивкой несколько общих знакомых. Джардин не был завсегдатаем клубов, и, хотя являлся членом одного из самых старых и престижных джентльменских клубов города, ему больше нравился обслуживающий персонал, швейцары и бармены, чем большинство членов клуба. Он по секрету сообщил об этом Стронгу, и молодой правовед рассмеялся, оценив искренность Джардина. Дэвид считал, что ничто так не производит хорошего впечатления на порядочного человека, как откровенность. Беседа лилась свободно, но Дэвид Джардин обладал природным обаянием, которое помогло ему выбраться из многих сложных ситуаций и попасть в парочку наиболее неприступных спален. Он искусно повел разговор так, что Стронг предложил подвезти его до Кингз-роуд, и очень бы удивился (а вместе с ним и Ронни Шабодо, находившийся неподалеку), если бы карты легли как-нибудь по-другому.
Проявление интереса к потенциальному агенту, который даже отдаленно не подозревает об этом, похоже на своего рода приманку, как при ловле рыбы на мушку, где нельзя предпринимать никаких попыток, пока реально не насладишься трепетом клева. Джардин знал, что при ловле на мушку не было никакого клева, но понимал, что имеет в виду.
Джардин спросил у него, куда он собирается в отпуск, и, услышав в ответ, что в Мадрид, поинтересовался, вроде бы для поддержания вежливого разговора, знает ли адвокат какие-нибудь иностранные языки.
— Испанский, — сказал Малькольм Стронг, выезжая на Гайд-Парк-корнер. — Испанский и французский. И немного итальянский.
— Итальянский? — переспросил Джардин. — Боже, мне так хотелось свободно владеть итальянским. Тогда мне были бы гораздо более понятны мои записи Пуччини.
— А какими вы, будучи дипломатом, владеете иностранными языками? — в свою очередь осведомился Стронг.
— Как и вы, испанским. Немного французским, русским. Еще немецким и чуть-чуть арабским.
— Бог мой, — рассмеялся Стронг. — Значит, вы должны понимать итальянский. — Он бросил взгляд на Джардина и улыбнулся. — Но понятно, вы же сказали, что хотели бы свободно владеть.
— Вы правы, сеньор, — ответил Джардин на хорошем испанском, на котором говорили в Южной Америке, без кастильской шепелявости.
— Вы говорите на испанском так, будто всю жизнь прожили в Виго или Эквадоре.
Они продолжили разговор на испанском, и Джардин, к своему удовольствию, отметил, что Стронг совершенно свободно, без акцента, говорит на аргентинском испанском. Когда машина остановилась возле магазина на Кингз-роуд в Челси, первую встречу можно было считать настолько удачной, что Джардин уже приготовился было предложить Малькольму выпить пива в соседней пивной «Фин», при которой имелся прекрасный, обнесенный стеной сад. Но пятнадцатилетний опыт деликатной работы в области вербовки агентов удержал его от этого, и вместо приглашения он посмотрел на небо.
Начали капать крупные капли дождя. Джардин наклонился, дотронувшись до лба указательным пальцем.
— Большое спасибо, сеньор. Спокойной ночи, и желаю удачи, — попрощался он по-испански.
Малькольм Стронг улыбнулся и опустил боковое стекло, как это всегда делают водители, разговаривая с человеком, стоящим рядом с машиной.
— Рад был познакомиться с вами, Дэвид. Послушайте, если сегодня вы один, то почему бы не поехать ко мне домой? Прихватим по дороге гамбургеры или что-нибудь в этом роде.
— Даже и не думайте об этом, дорогой юноша, — усмехнулся Джардин.
Он удержался и не сказал, что знает, чем Малькольм и Джин — тридцатичетырехлетняя владелица
