до его лба, а потом поднесла ко рту мизинец, ибо давно приучила мальчика к пальцу, как приучивала всех своих детей, которые таким способом моментально успокаивались, что было крайне важно, так как от их спокойствия часто зависела безопасность клана бушменов. Вот и Шаса тут же затих, ощутив знакомый запах старой женщины.
Х-ани тихонько нащупала лицо Сантен. Жар на щеках сказал ей, что у Нэм Чайлд легкая лихорадка, и она наклонилась пониже, принюхиваясь к дыханию. Оно пахло болью и воспалением, но отвратительного зловония, сопровождающего смертельную заразу, в нем не было. Х-ани страстно захотелось осмотреть раны Сантен и перевязать их, но это желание было тщетным.
Вместо этого бушменка приложила губы к уху девушки, горячо зашептав:
— Мое сердечко, моя маленькая птичка, я прошу всех духов клана защитить тебя. Твой старый отец и я будем танцевать за тебя, чтобы придать тебе сил и излечить тебя от болезни.
Голос старой женщины проник, похоже, в самые глубины подсознания спящей девушки. Наверное, ей стал сниться прекрасный сон, ибо она едва слышно с улыбкой на губах пробормотала:
— Старая мать, старая мать…
— Я с тобой, — ответила Х-ани, — и я буду с тобой всегда-всегда…
Ничего больше произнести не могла, потому что комок застрял в горле, а рыдания готовы были сорваться с горячих губ. Она еще раз дотронулась до ребенка и его матери, коснувшись их губ и закрытых глаз, а потом поднялась с земли и заспешила из хижины. Слезы застилали глаза, огромная печаль затопила сердце, притупив все остальные чувства, и Х-ани проскользнула слишком близко от заграждения, где стояли лошади.
Одна из них фыркнула и забила копытом, замотала мордой из стороны в сторону, учуяв острый незнакомый запах. Когда Х-ани исчезла в ночи, кто-то из лежавших возле костра внезапно вскочил, откинув одеяло, и пошел посмотреть встревоженных лошадей. Не дойдя до них, он остановился и нагнулся над крошечным отпечатком на песке.
Удивительно, до какой степени уставшей чувствовала себя теперь Х-ани, пробираясь с О- хва обратно вдоль подножия горы к своей долине.
Когда они бежали по следу Нэм Чайлд и Шаса, она чувствовала себя так, будто готова бежать вечно, будто снова была молодой и полной нескончаемой энергии и сил, необходимых, чтобы позаботиться о безопасности двоих, которых она любила столь же сильно, как и своего мужа. Но сейчас, когда Х-ани навсегда ушла от них, вдруг остро почувствовала тяжкое бремя возраста. Это ощущение сломило ее так, что обычный ровный бег трусцой сменился на тяжелую поступь. Она едва брела, ощущая боль в ногах и позвоночнике.
О-хва бежал впереди так же медленно, как и жена. Х-ани догадывалась, каких усилий ему стоит каждый шаг. К тому времени, когда узкая полоска солнца показалась над горизонтом, оба лишились сил и цели, которые только и позволяли выживать в этом суровом мире. Во второй раз им пришлось понести тяжкую утрату, но теперь у них не было воли, чтобы выкарабкаться из ужаса, сопровождавшего ее: охотник внезапно споткнулся и согнул ноги, опускаясь на корточки. Никогда еще за долгие годы их жизни вместе она не видела, чтобы горе так его подкосило. И когда присела возле него, О-хва тихим голосом прошептал:
— Старая мать, я устал. Мне бы хотелось уснуть ненадолго. Солнце жжет мне глаза. — И приложил ладонь к глазам, чтобы защитить от солнца.
— Это был очень длинный и тяжкий путь, старейший, но мы в мире с духами нашего клана, а Нэм Чайлд в безопасности со своим родом. Теперь мы можем немного отдохнуть.
Страшная тоска накатила на Х-ани снова, ком застрял в горле, но слез не было. Казалось, что вся влага ушла из ее высохшего старенького тела. Слез не было, но была необходимость выплакаться, засевшая в груди. Х-ани закачалась на согнутых ногах, странный захлебывающийся звук прорывался из горла, и она не услышала топота приближающихся лошадей.
Зато О-хва оторвал руку от глаз и резко приподнял голову, почувствовав дрожание в неподвижном утреннем воздухе. Жена увидела страх в его глазах и, прислушавшись, тоже услышала.
— Нас обнаружили, — сказал бушмен. Какое-то мгновение Х-ани чувствовала, что у нее нет сил даже на то, чтобы бежать и прятаться.
— Они уже близко. — В голосе О-хва послышалось смирение, именно оно подхлестнуло старую женщину.
Она потянула мужа за руку.
— На открытом пространстве они нагонят нас с той же легкостью, с какой леопард настигает испуганную газель.
Оглядевшись по сторонам, Х-ани посмотрела на гору, вздымавшуюся над ними. Саны стояли у подножия склона, покрытого скользкими осыпавшимися камушками и редким кустарником, который заканчивался наверху скалистым выступом.
— Если бы мы могли добраться туда, никакие лошади нам были бы уже не страшны.
— Здесь слишком высоко и слишком крутой склон, — слабо запротестовал О-хва.
— Тут есть путь. — Худеньким пальцем Х-ани показала на едва приметную тропинку, зигзагами бежавшую к просторной каменной площадке в вышине. — Посмотри, старейший, видишь, горные духи указывают нам путь.
— Это серны.
Две крошечные горные серны, встревоженные приближением наездников, мчавшихся из леса, легко перепрыгивали с камня на камень по едва различимой тропе.
— Это не горные духи, — повторил О-хва, наблюдая за стройными коричневыми животными, взлетавшими по почти отвесной голой скале.
— А я знаю, что это духи в облике антилоп, — настойчиво проговорила бушменка, потянув мужа по скользкому склону. — Я знаю, что они указывают нам путь убежать от врагов. Поэтому поспеши, старый упрямец, любящий спорить, другого пути у нас нет.
Она взяла руку О-хва в свою, и вместе они стали перепрыгивать с одного булыжника на другой, цепляясь за скользившие камни почти с прежним проворством, похожие на пару престарелых обезьян.
Но раньше чем они достигли подножия утеса, О-хва повис на руке Х-ани, задыхаясь от боли и тихонько пошатываясь, а она подгоняла его и заставляла взбираться все выше.
— Моя грудь, — плакал, спотыкаясь, он. — В моей груди засело животное, которое поедает мою плоть, я чувствую его зубы. — И тяжело повалился между двумя булыжниками.
— Мы не можем останавливаться. Мы должны продолжать путь.
— Но внутри меня боль. Я чувствую, как зубы вгрызаются в самое сердце.
Из последних сил Х-ани рывком усадила мужа, в этот момент у подножия склона послышался тихий крик.
— Они видели нас, — сказала старая женщина, посматривая на двух наездников, выезжавших из леса. — Они поднимаются вслед за нами.
Она видела, как, спешившись с лошадей, те привязали их, а затем двинулись по склону. Один чернокожий, а у второго голова окружена золотым сиянием, как если бы свет солнца отражался от воды. Эти двое взошли на склон и громко заговорили.
Их голоса звучали решительно и оживленно, в них слышалось ликование, похожее на лихорадочное повизгивание охотничьих собак, которые только что взяли след.
Этот звук подстегнул О-хва, с помощью Х-ани он неуверенно поднялся на ноги, держась за грудь. Губы посинели, а в глазах застыло выражение смертельно раненной антилопы. Это напугало женщину так же сильно, как и голоса мужчин внизу.
— Мы должны продолжать путь.
Где неся, где таща мужа, она подвела его к основанию скалы.
— Я не могу этого сделать. — Голос О-хва был таким слабым, что Х-ани поднесла ухо к его губам. — Я не могу подняться туда.
— Можешь. Я тебя поведу. Ставь ногу туда, куда я. И пошла вверх по скале, по крутой тропинке, где оставила следы своих острых копытец серна, а позади, покачиваясь, брел старик.
В сотне фунтов над землей обнаружили выступ в скале, который загородил их от мужчин. Они с большим трудом поднимались, цепляясь кончиками пальцев за жесткую, обдиравшую ладони поверхность.
