Каждый день бездействия она переживала теперь все острее, испытывая нетерпение и беспокойство.
— Мы ждем перед тем, как совершить переход, — ответила старая женщина, и большего от нее нельзя было добиться.
— Переход куда? Куда мы отправляемся? — Но Х-ани отмалчивалась, жестом показывая куда-то на восток. Произнесла лишь название, которое Сантен смогла перевести, как «место, где ничто не умирает».
Ребенок Сантен сильно вырос, живот тоже. Иногда было трудно дышать и почти невозможно удобно устроиться на голой земле. Она соорудила некое подобие гнезда, выстелив его мягкой травой, чем от души развеселила двух стариков. Для них голая земля уже была мягкой постелью, а подушками являлись собственные плечи.
Лежа в своем гнездышке, Сантен пробовала сосчитать дни и месяцы, прошедшие с тех пор, как они были с Мишелем, но время странным образом стерлось в памяти. Она могла быть уверенной только в том, что срок уже близко. Это же подтвердила и Х-ани, ощупав ее своими мягкими, опытными руками.
— Ребенок уже опускается и рвется на свободу. У тебя будет мальчик, Нэм Чайлд, — пообещала она, взяв Сантен с собой в пустыню, чтобы насобирать трав, которые понадобятся во время родов.
В отличие от многих племен, живших по законам каменного века, бушмены очень хорошо понимали, что такое деторождение, относясь к сексуальному акту не как к чему-то случайному и малозначительному, но как к первому шагу на долгом пути рождения ребенка.
— Где отец твоего подрастающего сына, Нэм Чайлд? — спросила Х-ани и, увидев слезы в глазах девушки, тихо ответила сама: — Он умер в северной стране на самом краю земли. Разве не так?
— Откуда ты узнала, что я с севера? — спросила Сантен, радуясь, что может уйти от причинявших ей боль воспоминаний о Мишеле.
— Ты большая, больше, чем любой бушмен в пустыне, — объяснила Х-ани. — И значит, ты должна была прийти с севера, где жизнь совсем легкая, из страны хороших дождей и обильной пищи.
Вода для старой женщины значила в жизни все.
— Ветры с дождем приходят с севера, значит, и ты пришла с севера.
Заинтригованная подобной логикой, Сантен улыбнулась.
— А как ты узнала, что я издалека?
— У тебя светлая кожа, а не потемневшая, как у бушменов. Здесь, в центре мира, солнце стоит над головой, никогда не уходя на север или юг, а на востоке и западе оно стоит низко, посылая лучи впустую, так что ты должна прийти издалека, где солнцу недостает тепла и силы, чтобы сделать твою кожу темной.
— И ты знаешь о других людях, похожих на меня, Х-ани? Больших людях со светлой кожей? Ты когданибудь раньше видела таких людей, как я? — с нетерпением спросила Сантен. Увидев, что во взгляде старой женщины промелькнула тень, схватила ее за руку. — Скажи мне, старая, мудрая Х-ани, где ты видела моих людей? В какой стороне и как далеко отсюда? Смогу ли я добраться до них? Пожалуйста, скажи мне.
Теперь уже тень непонимания затуманила взор Х-ани; поковыряв в носу, она как будто задумалась.
— Скажи мне, Х-ани, — Сантен легонько потрясла ее за руку.
— Я слышала, как старики говорили об этом. Но я никогда этих людей не видела и не знаю, где их можно найти.
Сантен мгновенно поняла, что бушменка говорит неправду. А Х-ани с внезапным ожесточением забормотала:
— Они свирепые, как львы, и ядовитые, как скорпионы. Саны скрываются от них…
Х-ани вскочила на ноги в крайнем возбуждении, схватила свой мешок и палку, поспешила из лагеря и не возвращалась до захода солнца.
В ту ночь, после того как Сантен свернулась калачиком на своем травяном ложе, Х-ани прошептала на ухо О-хва:
— Ребенок тоскует по своему народу.
— Я видел, с какой грустью она смотрит на юг.
— Сколько дней пути, чтобы добраться до земли бледных гигантов? — с неохотой спросила Х-ани. — Как далеко идти до ее клана?
— Меньше одной луны, — проворчал О-хва, и оба надолго замолчали, не отрывая взглядов от завораживающей игры голубоватых языков пламени костра.
— Я хочу еще раз услышать плач ребенка, прежде чем умру, — сказала наконец Х-ани. О-хва кивнул в ответ, а потом оба повернули свои маленькие худые лица на восток. Они вглядывались в темноту, туда, где находилось Место Вечной Жизни.
Однажды, когда Х-ани увидела, как Сантен, преклонив колени, молится одна в стороне от лагеря, она спросила:
— С кем ты разговариваешь, Нэм Чайлд?
Девушка растерялась. Язык бушменов был богат и сложен, при описании материального мира пустыни его возможности были достаточно широкими, но выразить на нем абстрактное понятие оказалось чрезвычайно трудно.
Но после долгого разговора, растянувшегося на много дней, пока они отыскивали клубни или варили еду над костром, Сантен удалось-таки передать смысл образа Бога, после чего Х-ани в большом сомнении покачала головой, забормотала что-то под нос и, нахмурив брови, стала раздумывать над тем, что ей сообщили.
— Значит, ты разговариваешь с духами? — вопросительно посмотрела она на девушку. — Но большинство духов живет на звездах, а если ты говоришь так тихо, то как они услышат тебя? Нужно танцевать и петь и громко насвистывать, чтобы привлечь их внимание.
Х-ани понизила голос:
— И даже в этом случае нет уверенности, что они услышат тебя, потому что, как я давно уже убедилась, звездные духи весьма забывчивы и непостоянны.
Она огляделась вокруг с видом конспиратора.
— И я из собственного опыта знаю, Нэм Чайлд, что Богомол и Канна гораздо более надежны.
— Богомол и Канна? — Сантен изо всех сил старалась не рассмеяться.
— Богомол — это насекомое с огромными, всевидящими глазами и с руками, будто он настоящий маленький человек. А Канна — животное, конечно, гораздо крупнее, чем антилопа-гну, и с таким жирным подгрудком, что подметает им землю.
Как уже заметила Сантен, бушмены любили жир почти столь же сильно, как и воду.
— И с закрученными рогами, упирающимися в самое небо. Если нам повезет, то мы повстречаем и Богомола, и Канну в том месте, куда мы идем. А пока что можешь говорить со звездами, Нэм Чайлд, потому что они красивы, но доверять можно только Богомолу и Канне.
Вот так просто Х-ани объяснила религиозные устремления бушменов. В тот вечер, когда она и Сантен сидели под усыпанным алмазными звездами небом, старая женщина показала на мерцавшее созвездие Ориона.
— Вот это стадо небесных зебр, Нэм Чайлд, а вон там и охотник, правда, очень неумелый, — и ткнула пальцем в звезду Альдебаран, — которого семь его жен отправили за добычей. Видишь, он выпустил стрелу из лука, но она взлетела слишком высоко и упала у ног звезды Льва.
Сантен согласилась, что Сириус — самая яркая из всех звезд на небосклоне — действительно похожа на льва.
— Но охотник побоялся забрать стрелу и боится возвращаться к своим женам, а потому навечно остался сидеть вот так, мигая от страха, что очень похоже на мужчину, Нэм Чайлд, — и Х-ани залилась смехом, ткнув мужа своим сухоньким пальцем под худые ребра.
Оттого, что Саны оказались такими любителями звезд, Сантен воспылала к ним любовью с удесятеренной силой, решившись показать звезду Мишеля и свою собственную, сверкавшие далеко на юге.
— Но, Нэм Чайлд, — запротестовал вдруг О-хва, — как может звезда принадлежать тебе? Она не
