симпатичный мужчина с оливковой кожей, висячими усами и черными блестящими глазами хищной птицы. Поначалу он управлял машиной крайне аккуратно и осторожно, но с каждым часом полета, по мере того как он открывал для себя все новые и новые качества воздушной машины, его мастерство росло.
Два португальских техника взяли на себя командование русскими и следили за каждым их движением. Одним из преимуществ вертолета являлось то, что его можно было обслуживать в любых условиях и для этого не требовалось специального оборудования. Старший техник заверил генерала Чайну, что захваченных им в лагере запасных частей и инструментов вполне хватит, чтобы поддерживать вертолет в рабочем состоянии сколь угодно долго. В малом количестве им достались только ракеты и реактивные снаряды, но это компенсировалось почти миллионным запасом снарядов для 12,7-миллиметровой пушки, который они тоже захватили в лагере.
Потребовалось сто пятьдесят носильщиков, чтобы унести оборудование, а еще пятьсот носильщиков несли по двадцатипятилитровой канистре с авиационным бензином каждый. В качестве носильщиков РЕНАМО обычно использовало женщин, которых с детства тренировали переносить тяжести на голове. Захваченного количества авиационного бензина должно было хватить на двести часов полетов, а к тому времени, когда он закончится, был вполне реальный шанс захватить цистерну с горючим у ФРЕЛИМО, или на железнодорожной ветке, или на прибрежных дорогах, которые все еще были открыты для движения.
Но на данный момент генерала Чайну занимало больше рандеву, которое он назначил по радио генералу Типпу Типу, командующему южными силами РЕНАМО.
– Генерал, вижу деревню, – послышался в наушниках голос пилота.
– Очень хорошо, я тоже ее вижу, – ответил Чайна. – Поворачивайте к ней.
Когда вертолет приблизился, Шон перелез на другой сук и вытянулся вдоль него в тени густо покрытой листьями ветки. Хотя он и знал, что поворачивать лицо в сторону летящего вертолета опасно, он понадеялся на свой загар и бороду, которая не даст солнечным лучам отражаться от лица, и посмотрел на летящий вертолет.
Он понимал, что их жизнь зависит от того, сумеют они укрыться от этого монстра или нет, и, глядя на вертолет, он прикидывал примерные границы поля обзора у пилота и у стрелка. Знание мертвых точек стрелка и его оружия могли стать для Шона вопросом жизни и смерти.
Он заметил, как пушки, находящиеся под кабиной воздушного корабля, резко повернулись вправо-влево и обратно, как будто стрелок специально для него продемонстрировал их возможности. Шон не знал, что это генерал Чайна, упиваясь свалившейся на него силой, играет с пультом управления, но эти движения хорошо продемонстрировали зону охвата пушек. Стволы от замка до замка могли поворачиваться только на тридцать градусов, во всех остальных случаях для поражения цели пилот должен был повернуть машину вокруг собственной оси.
Теперь вертолет был совсем близко. Шон мог разглядеть теперь даже мельчайшие детали на корпусе: от алого лозунга на носу вертолета до головок заклепок, крепящих титановые щиты. Он искал слабую точку, какую-нибудь брешь в массивной броне, но за те несколько секунд, пока вертолет проносился у него над головой, он понял, что машина неуязвима, за исключением воздухозаборников двигателя, которые, как два вытаращенных глаза, виднелись над пилотской кабиной. Воздухозаборники были закрыты дисками из легкого металла с прорезями, предназначенными для того, чтобы предотвратить попадание пыли и прочего мусора, поднятого с земли винтами при посадке или низком полете, в турбины. Однако эти прикрытия были не настолько прочны, чтобы выдержать удар ракеты «стингера». А еще Шон увидел, что именно там были и необходимые для работы зазоры, в которые человек вполне мог бы просунуть голову. Под хорошим углом с близкого расстояния хороший снайпер мог бы попасть туда пулеметной очередью и повредить турбинные лопатки. Шон знал, что даже маленький осколок от таких лопаток мог разбалансировать турбину и вызвать такую вибрацию двигателя, что он в считанные секунды разлетится на мелкие кусочки.
– Чертовски хороший выстрел, и чертовски много удачи, – пробормотал Шон, всматриваясь вверх слезящимися глазами.
Внезапно свет, отраженный от бронированного стекла кабины, изменил угол, и Шон смог увидеть внутренности кабины.
Как только он, несмотря на пластиковый летный шлем и темные очки, узнал генерала Чайну, в душе у него поднялась волна ненависти. Там сидел человек, которого он с чистой совестью мог обвинить в смерти Джоба и во всех прочих их трудностях и неприятностях.
– Ну, я еще доберусь до тебя, – пробормотал Шон. – Господи, как я хочу до тебя добраться!
Чайна, казалось, почувствовал силу его ненависти, так как слегка повернул голову в его сторону и через зеркальные солнцезащитные очки уставился прямо на ветку, где затаился Шон. Шон же всем телом вжался в спасительный сук.
Но тут внезапно вертолет нырнул в сторону, продемонстрировав свое серое в пятнах брюхо. Вихрь от винта обрушился на дерево, встряхнув его ветки, но Шон понял, что все это была иллюзия и Чайна не заметил его.
Он проследил глазами, как огромная машина легла на новый курс, затем в нескольких милях режим работы двигателя изменился, в звуке турбин появились высокие нотки. Вертолет на какое-то мгновение завис над лесом, а потом начал снижаться и пропал из поля зрения.
Шон слез с дерева. При первых звуках приближающегося вертолета Матату загасил маленький костер, но кукурузная каша уже успела свариться.
– Поедим на ходу, – приказал Шон.
Клодия тихо застонала, но все же поднялась на ноги. У нее каждый мускул на ногах и спине ныл от усталости.
– Извини, красотка, – сказал он, обнимая ее за плечи, – Чайна приземлился всего в паре миль отсюда. Возможно, в деревне Домб, и я просто уверен, что у него есть там свои войска. Нам надо уходить.
Они на ходу съели свои порции горячей липкой соленой кукурузной каши и запили ее пахнущей тиной и водорослями водой из фляжек.
– С этого дня, – сказал Шон Клодии, – мы переходим на подножный корм. Чайна дышит нам в спину.
Вертолет завис в сотне футов над дорогой, проходившей через деревню Домб.
Это была единственная в здешних краях дорога, а сама деревня представляла собой скопище примерно двадцати небольших домиков, которые уже давно покинули обитатели. Стекла в окнах были выбиты, а штукатурка на белых стенах местами обвалилась, оставив язвы, напоминающие проказу. Термиты изъели стропила и балки, а проржавевшие и прогнувшиеся кровельные листы лохмотьями свисали с крыш. Все эти здания вдоль дороги были когда-то маленькими представительскими магазинчиками, вездесущими в Африке
Сама дорога была покрыта грязью, усыпана мусором и разными обломками, в давно неиспользуемых колеях росли сорняки.
– Спускайся, – приказал Чайна.
Вертолет начал опускаться на дорогу, поднимая водоворот сухих листьев, обрывков бумаги, использованных полиэтиленовых пакетов и прочего мусора.
На веранде под вывеской «Патель и Патель» сидели люди. Среди заброшенных домов тоже виднелись люди, человек пятьдесят, а то и больше, вооруженные до зубов, одетые в смесь камуфляжной, военной и гражданской одежды – обычная разношерстная форма африканских диверсантов.
Вертолет приземлился на разбитой дороге, и пилот сбросил обороты турбин, винт замедлил вращение, а звук двигателя перешел на тихий рокот. Генерал Чайна открыл дверцу бронированной кабины, легко спрыгнул на землю и повернулся лицом к группе людей, стоящих на крыльце главного магазина.
– Типпу Тип, – сказал он и распростер руки в братском приветствии, – как я рад тебя видеть.
Он старался говорить громко, чтобы перекричать шум двигателя.
Генерал Типпу Тип спустился по ступенькам ему навстречу, его руки тоже были широко раскинуты. Они обнялись с тем абсолютным лицемерием, с каким могут обниматься только два смертельных соперника, которые знают, что в один прекрасный день вполне могут убить друг друга.
– Старый дружище, – сказал Чайна и несколько мгновений подержал Типпу на расстоянии вытянутых
