Держа руку на плече Клодии и чувствуя за спиной маленькую черную девочку, он обернулся, чтобы взглянуть назад – туда, откуда они пришли. И в этот самый момент из леса выскочил Матату.
В его движениях чувствовалась отчаянная поспешность, а в сморщенном лице можно было прочитать страх смерти.
– Они совсем близко, мой
– Сколько с ними солдат?
Усилием воли Шон отбросил мрачные мысли.
– Их так же много, как травы в долине Серенгети, – ответил Матату. – Они бегут, как свора диких охотничьих собак. Это решительные и отчаянные парни. Даже мы втроем долго против них не выстоим.
Шон собрался и огляделся. Вырубка, на которой они стояли, была естественной площадкой для убийства, лишенной всякого укрытия, за исключением пней по колено высотой. Эта открытая полоса тянулась примерно на двести метров, до того места, где начинали рубить ветки и сучки и скидывать их в кучи, которые теперь образовали естественные баррикады.
– Мы расположимся вон там, – быстро решил Шон и сделал знак Альфонсо двигаться вперед. Они бегом, все вместе, с женщинами в середине, пересекли открытую полосу. Мириам тянула за руку младшего брата. Альфонсо заботливо бежал рядом. Крупный шанган был тяжело нагружен рацией, боеприпасами и прочим снаряжением, которое они добыли в засаде на Сави и тем не менее, когда Микки уставал, он нес его на руках, только изредка и ненадолго ставя его на ноги. Три шангана, мужчина, женщина и мальчик очень быстро образовали внутри отряда свою собственную общину, держась вместе благодаря племенным законам и естественной привязанности. Шон знал, что он может положиться на Альфонсо и тот позаботится о своих собратьях, поэтому мог сосредото– читься на собственных подопечных – Клодии, Матату, а теперь еще и этой маленькой девочке.
Альфонсо не нуждался ни в каких приказах. Как и Шон, он обладал настоящим солдатским глазом в отношении местности и бежал прямо к большой куче обрубленных веток, образовавших настоящий редут, из-за которого можно было вести прицельный огонь по открытому пространству.
Они быстро там обосновались, перетащили еще несколько больших ветвей, чтобы укрепить позицию, выложили свое оружие и запасные обоймы, делая все, что было в их силах, чтобы сдержать первый натиск противника.
Клодия и Мириам отвели детей несколько дальше – туда, где яма в земле и три огромных пня образовали своего рода укрытие. Закончив приготовления к бою, Шон быстро подбежал к ним и присел на корточки рядом с Клодией.
– Как только начнется перестрелка, я хочу, чтобы ты взяла Мириам и детей и бежала дальше, – сказал он ей. – Идите строго на юг.
Он замолчал, заметив, что она отрицательно качает головой, крепко стиснув зубы.
– Я уже достаточно набегалась, – сказала она. – Я остаюсь с тобой. – Она положила на его руку свою. – И не надо спорить. Это бесполезная трата времени.
– Клодия!
– Пожалуйста, не надо! – настаивала она. – У нас осталось не так много времени, давай не будем тратить его на споры.
Конечно, она была права. Бежать дальше одной было бессмысленно, тем более с двумя детьми и пятьюдесятью солдатами РЕНАМО, идущими по следу. Он кивнул головой.
– Хорошо, – согласился он, достал из-за пояса «токарев», взвел его и аккуратно снял с предохранителя. – Возьми это.
– Зачем? – уставилась она с отвращением на пистолет.
– Думаю, ты знаешь зачем.
– Сделать то же самое, что и Джоб?
Он кивнул.
– Лучше сделать это так, чем тем способом, который придумает Чайна.
Она опять отрицательно покачала головой.
– Я не смогу, – прошептала она. – Если не будет другого выхода, сделай это для меня сам.
– Попробую, – сказал он. – Но не думаю, что у меня хватит на это мужества. На, возьми на всякий случай.
Она неохотно взяла пистолет и сунула его за пояс.
– А теперь поцелуй меня, – сказала она.
Свист Матату прервал их объятия.
– Я люблю тебя, – прошептал он ей на ухо.
– И я люблю тебя, – ответила она. – На веки вечные.
Он оставил ее и, пригнувшись, вернулся к куче веток, присел рядом с Матату и выглянул в просвет между ветками, изучая опушку леса.
Прошло много минут, но наконец он заметил между стволами деревьев какое-то движение. Шон положил правую руку на рукоятку «АКМ», сжал ее и начал поднимать автомат, пока затвор не прижался к его щеке.
На залитой полуденным солнцем вырубке воцарилась тишина. Птицы не пели, ни одно живое существо не двигалось, пока наконец с опушки леса не послышался приглушенный птичий свист и из леса не вышел на открытое место какой-то человек. Он показался всего на долю секунды и тут же спрятался за большим пнем. Как только он это проделал, в трехстах метрах левее появился другой и рванулся вперед. Этот тоже моментально исчез за пнем, и тут же справа показался еще один солдат РЕНАМО.
– Всего лишь трое, – пробормотал Шон.
Они не хотели раскрывать большее число солдат, и это было хорошо. Те продвигались короткими перебежками, только по одному, широко рассеявшись по всей площади, как старые леопарды, подбираясь к добыче.
«Жаль, – подумал Шон. – Мы сумеем снять только одного из них. Я рассчитывал на большее».
Он сосредоточил свое внимание на продвигающихся разведчиках, стараясь выбрать наиболее опасного из этой троицы.
– Скорее всего тот, что в центре, – решил он, и буквально в этот же момент, как бы подтверждая его выбор, за пнем, где прятался выбранный им солдат, мелькнула рука.
Он дает знак остальным продвигаться вперед, координирует действия, а значит, это командир, которого надо убрать первым.
– Пусть подойдет поближе, – сказал сам себе Шон.
У его «АКМ» не было откидного приклада, и Шон не доверял его точности на расстоянии более ста метров. Он ждал, подпуская врага поближе, следя за ним через прицел автомата.
Солдат выскочил и побежал вперед. Шон увидел, что он молод, между двадцатью и тридцатью, на обоих плечах коробки с боеприпасами, короткая стрижка, на голове камуфляжная повязка. В чертах его лица было что-то арабское, а кожа имела янтарный оттенок. Вполне симпатичный паренек, если не считать, что его левый глаз немного косил, отчего выражение лица у него было хитроватым.
Достаточно близко, чтобы разглядеть цвет его глаз. Шон тщательно прицелился, ориентируясь на пень, за которым только что укрылся молодой солдат, набрал воздух в легкие, выпустил половину и согнул указательный палец вокруг спускового крючка.
Боец появился у него в прицеле. Шон взял чуть пониже, умышленно отказавшись от убийства наповал. Он знал, какое повреждение может нанести 7,62-миллиметровая пуля, ударившая в живот со скоростью триста футов в секунду, и по собственному горькому опыту знал, как действует на нервы, когда на ничейной земле лежит твой раненный в живот товарищ и кричит, прося воды и помощи. В разведке они называли таких «птичками». «Птичка» с хорошим голосом может сорвать атаку не хуже хорошо установленного пулемета «РПД».
Шон слышал, как пуля ударила в живот солдата, издав звук, напоминающий треск упавшего на пол арбуза, и сразу спрятался за сучьями.
В то же мгновение со стороны опушки леса начался интенсивный автоматный огонь, но по тому, как он велся, было понятно, что они не засекли Шона, и треск выстрелов быстро умолк. Бойцы РЕНАМО берегли
