удалить все кости, но ел Николас сам, без посторонней помощи.
Когда Николас поедал мороженое, у Изабеллы вдруг потемнело в глазах. В ушах зашумело, и лицо Николаса перед ней расплылось и пропало.
Адра подхватила ее, прежде чем она успела свалиться со стула; дверь за ее спиной отворилась, и во двор вышел Рамон в сопровождении двух сотрудниц КГБ.
– Ты хорошо себя вел, Николас, – сказал Рамон. – А теперь Адра уложит тебя спать.
– А что случилось с этой милой дамой?
– С ней все в порядке, – заверил его Рамон. – Она просто очень устала. И ты тоже устал, Николас.
– Да, отец. – При этом утверждении он сладко зевнул и потер глаза кулачками. Адра увела его, и Рамон кивнул женщинам, стоявшим наготове.
– Отнесите ее в комнату.
Когда они подняли бесчувственную Изабеллу со стула, Рамон взял с обеденного стола пустой бокал из- под шерри и аккуратно вытер со стенок последние следы подмешанного наркотика своим носовым платком.
* * *
Изабелла проснулась в незнакомой спальне. Она чувствовала себя отдохнувшей и умиротворенной. Утреннее солнце заглядывало в комнату сквозь опущенные жалюзи. Она прищурилась спросонья и натянула на свои обнаженные плечи простыню, которой была накрыта. Как-то отрешенно она попыталась сообразить, где же она находится, но в голове плавал какой-то туман.
Вдруг она с удивлением обнаружила, что лежит под простыней совершенно голой. Она приподняла голову. Ее одежда была аккуратно сложена на стуле перед открытой дверью в ванную. Ее чемодан стоял на полке для багажа.
Краем глаза она заметила рядом какое-то движение, насторожилась и наконец полностью проснулась. В спальне вместе с ней находился мужчина. Она открыла рот, чтобы вскрикнуть, но он знаком велел ей молчать.
– Рам… – начала она было произносить его имя, но он двумя быстрыми шагами достиг ее кровати и положил ладонь на ее губы, чтобы заставить ее замолчать.
Она ошеломленно смотрела на него, не веря своим глазам. Рамон! Радость забурлила в ней весенним потоком.
Он отстранился от нее и быстро подошел к ближайшей стене спальни. На ней висела темная картина в стиле Гойи. Рамон взял ее за угол и наклонил так, чтобы был хорошо виден скрытый микрофон размером с серебряный доллар, прикрепленный к стене.
Он еще раз сделал ей знак молчать и вернулся обратно к кровати. На столике подле нее стояла ночная лампа; он снял с нее абажур и продемонстрировал ей второй микрофон, установленный на ножке прямо под лампочкой.
Затем он наклонился к ней так близко, что она ощутила на щеке его теплое дыхание.
– Идем. – Он прикоснулся к обнаженному плечу под простыней. Они так долго не виделись, что, несмотря на охватившую ее радость, она в его присутствии испытывала стеснение и скованность; она совсем отвыкла от него. – Я все объясню – идем. – В его глазах было столько боли и страдания, что ее радость тут же куда-то отступила.
Он взял ее за руку, которой она прижимала простыню к подбородку, из постели; она не сопротивлялась. Все еще не отпуская ее руки, он повел ее, совершенно нагую, в ванную. Она не обращала на свою наготу никакого внимания; ее слегка пошатывало, сказывалось остаточное действие наркотика.
Оказавшись в ванной, Рамон спустил воду в унитазе, открыл все краны на раковине и ванне и включил душ в стеклянной кабинке.
Затем повернулся к ней. Она отшатнулась, боясь прикоснуться к нему. Ее голая спина прижалась к холодному кафелю стены.
– Что с нами происходит? Неужели ты с ними заодно, Рамон? Я ничего не понимаю. Пожалуйста, объясни мне, что происходит!
Его прекрасные черты исказились от нестерпимой муки.
– Я в таком же положении, что и ты. Мне приходится с ними сотрудничать ради Никки. Я не могу сейчас всего рассказать – мы имеем дело с силами, с которыми невозможно бороться. Мы оказались в ловушке, все трое. О, моя любимая, как я хотел обнять тебя, объяснить тебе все, но у нас так мало времени.
– Рамон, скажи, что ты все еще любишь меня, – робко прошептала она.
– Да, любимая. Больше чем когда бы то ни было. Я понимаю, через какой ад ты прошла. И я испытал все это сам, все эти муки. Я знаю, что ты должна была обо мне подумать. Но однажды ты поймешь, что все, что я делал, я делал ради Никки и тебя.
Она хотела поверить ему, отчаянно, страстно хотела, чтобы все это было правдой.
– Потерпи, – прошептал он, сжимая в ладонях ее лицо. – Скоро мы все будем вместе, втроем – только я, ты и Никки. Ты должна довериться мне.
– Рамон! – Это прозвучало как подавленный стон; она обхватила обеими руками его шею и прижалась к нему изо всех сил. В который уже раз, наперекор всей логике и здравому смыслу, она безоговорочно поверила ему.
– У нас есть всего несколько минут. Мы не можем рисковать. Это слишком опасно. Ты даже не представляешь, какая страшная опасность угрожает Никки.
– И тебе тоже, – голос ее дрожал.
– Моя жизнь ничего не значит. Но Никки…
