лобового броневого листа их отделяло двести семьдесят метров, считалось, что добраться до них плазменным зарядам будет еще труднее, чем до БИЦ. Хотя к тому времени, как плазма пробьется сквозь передние баки рабочего тела, от сокрушительных ударов выйдет из строя большая часть электроники и приводов. Фрегат прекратит существование как боевая единица задолго до того, как первые заряды прогрызут себе дорогу к боевой рубке.
Анри не спеша долетел до своего возвышения в центре рубки. Ухватившись за подголовник кресла, совершил кульбит с переворотом через голову и уселся перед своей консолью. Пристегнувшись, он активировал консоль, несколькими движениями распределив функции между секторами экрана.
– Старший помощник на посту! РКЦ, статус!
Выслушав рапорты и удовлетворившись ответами, Анри переключил левую часть консоли на капитанскую камеру и доложил:
– Резервный командный центр в готовности, сэр!
Капитан кивнул, не поворачивая головы. Старт корабля, особенно если тот отчаливает от дока космической станции, всегда оставляет после себя тысячи сгоревших нервных клеток. И судя по недовольному виду капитана, доклад Анри был одним из последних. Так и есть: сверившись с хронометром, Манн дал отмашку:
– Внимание, экипажу приготовиться к остановке жилого модуля! Одна минута!
Вряд ли сейчас там оставался хоть один космонавт, но устав требовал за минуту до остановки вращения предупредить о ней по громкой связи. Скоро замрут огромные электромоторы, которые раскручивали здоровенные подшипники жилого модуля, и на корабле ненадолго воцарится почти полная тишина. Ненадолго, до тех пор, пока не включатся главные двигатели. Те принесут свою долю гула и вибрации.
В замкнутом мирке корабля практически никогда не бывало полной тишины. Даже если он останавливал вращение жилого модуля, лежа в дрейфе, все равно шелестела вентиляция, потрескивал корпус, лязгали магнитные подошвы ботинок. Тишина наполняла только мертвые корабли. Или корабли, идущие в бой, когда из них стравливали атмосферу и звуки приходили лишь в виде вибраций корпуса.
Вся передняя стена рубки превратилась в огромный экран, на котором компьютер синтезировал изображение фрегата так, словно камера смотрела на него чуть сзади и сверху. Данные для картинки компьютер в основном получал с радара, обычно расцвечивая объекты по какому-то хитрому алгоритму, но сейчас, когда фрегат почти касался станции, в дело пошли наружные видеокамеры. Зачарованный зрелищем Анри даже подался вперед, насколько позволили привязные ремни. Сейчас должно было начаться самое интересное – маневрирование возле орбитальных объектов.
– Вращение жилого модуля остановлено, капитан! – оповестил по громкой связи Фаррел. – Корабль к старту готов!
– Понял. – Манн пробежался пальцами по сенсорному экрану консоли и устало заговорил в микрофон: – «Скапа Флоу», здесь «Церам», прошу разрешения на выход в пространство.
– «Церам», это полетный контроль «Скапа Флоу», выход разрешаю! – безликий голос диспетчера на секунду наполнился эмоциями. – Удачи вам, «Церам»! И да хранят вас безмолвные звезды!
Ого, удивился Анри. Последователей Смотрящих-на– звезды никогда не было много, религия эта, возникшая лет четыреста назад в шахтерских поселениях пояса астероидов, не могла похвастаться массовостью даже во времена своего расцвета, три века назад. А в современной Лиге, особенно после того, как правительство законсервировало астероидные разработки, число Смотрящих и вовсе сократилось до считаных единиц. И вот на тебе, оказывается, они еще встречаются даже в военных структурах!
Когда-то давно, еще в Академии флота, на лекциях Анри вкратце познакомился с историей религий. С тех пор прошло немало лет, и навскидку он смог припомнить лишь пару основных постулатов Смотрящих. Будто звезды родили первый во Вселенной разум. Или даже сами звезды были тем изначальным разумом, этого точно Анри не помнил. Главное, он помнил, что именно звезды породили разум второй волны, человека. И в бесконечной благости отдали ему Вселенную, и светом своим дарили жизнь. В общем, обычная ересь шахтеров, свихнувшихся от вечной черноты космоса. Когда Солнце в небе размером с горошину, поневоле начнешь боготворить даже воспоминания о его свете.
– Пилот, старт! – отрывисто бросил Манн.
Кресла гасили сильную резкую вибрацию, это изменение в конструкцию тоже внесли по итогам крейсерского боя в окрестностях Каштуры. Когда в корабль врезается снаряд с кинетической энергией взрыва около восьми тонн тротилового эквивалента, от сотрясения разлаживается и электроника, и люди. Но та вибрация, которую почувствовал Анри, не была ни сильной, ни резкой. Это заработали носовые и кормовые маневренные двигатели.
Из сражения у Каштуры-два люди извлекли еще один урок. Из конуса поражения серии плазменных зарядов следовало убираться как можно быстрее. Ускоряясь на полной тяге, за подлетное время плазменных сгустков корабль мог уйти на десятки километров. При условии ухода под углом в девяносто градусов. Но для этого требовалось еще развернуться. А разворачиваясь, корабли тратили драгоценные секунды, которых потом так не хватало…
Фрегат типа «Котлин» мог развернуться на девяносто градусов за восемь секунд – впечатляющий результат для корабля длиной в триста двадцать метров и массой покоя сто две тысячи тонн. Это достигалось тем, что в отличие от фрегатов прежних серий, где маневровые двигатели стояли лишь на корме, на серии «Котлин» двигатели разместили еще и в носу. Это усложнило конструкцию, но в результате время разворота снизилось почти вдвое.
Боевой информационный центр разместили практически в центре массы корабля, поэтому находившиеся там ощутили маневр как несильный, растянутый во времени толчок снизу. А вот сидящий в корме Анри почувствовал, как центробежная сила выдирает его из кресла. Выдирает с такой силой, что привязные ремни больно врезались в плечи. Первый пилот задирал нос фрегата, разворачивая корабль так, чтобы включить маршевый двигатель и при этом не разнести плазмой выхлопа половину станции.
Тускло-серая стена, какой виделся на экране док «Скапа Флоу», поползла вниз, уступая место холодным неподвижным звездам. Дав развернуться фрегату на тридцать градусов, пилот включил противоположные двигатели, останавливая вращение. Как старший офицер фрегата Анри получал на свою консоль данные о курсе и скорости. В теории, он должен был постоянно находиться в готовности перехватить командование, а это невозможно, если не имеешь представления, куда полетит твой корабль в следующую секунду. Поэтому Анри видел, как вдаль протянулась зеленая линия их будущей траектории. Как понял Анри, они начинали разгон, поднимаясь на более высокую орбиту, а оттуда уже должны были начать движение к Юпитеру. На радаре, экран которого Анри разместил в левый угол консоли, он видел, что остальные фрегаты повторили их маневр. Подумав, он вывел к себе на схему еще и предполагаемые курсы «Виконта» и «Котлина». Так и есть, минут через пять тройка фрегатов должна была подняться на четыреста километров выше «Скапа Флоу».
Анри вывел на левую часть экрана изображение с одной из камер на потолке БИЦ. Склонившийся над своей консолью Манн задумчиво водил рукой по экрану. Анри догадался, что капитан двигает туда-сюда карту окрестностей Юпитера. Не нужно было обладать телепатией, чтобы понять, о чем думает Манн: капитан раз за разом прогонял маршрут их будущего полета в глубь радиационного пояса. При мысли о радиации Анри передернуло.
– Запрос конференц-связи со «Скапа Флоу», сэр, – доложил Сагатимори.
– Переключи на мою консоль. – Манн еще больше посерьезнел и кивком приветствовал собеседника: – Здравия желаю, господин контр-адмирал!
Анри навострил уши – скорее всего Фримантль связался с целью дать последние наставления, а такие наставления лучше знать. Ведь именно от них будет зависеть дальнейшая судьба эскадры.
– Господа! – Фримантль говорил быстро, торопясь настолько, что порой даже проглатывал окончания: – Значит, так, сейчас ваше соединение углубляется в радиационный пояс примерно до орбиты Европы и маневрирует там, чтобы постоянно оставаться прикрытыми Юпитером от аспайров. Там же примете на борт экипажи такшипов, нечего им лишние рентгены ловить, до Метиды пойдут на дистанционном управлении.
– Простите, сэр, почему именно до орбиты Европы? – осведомился Манн.
– Потому что у Европы уровень радиации двадцать два рентгена в час, а у того же Ио уже полторы сотни! Выигрыш в четверть миллиона километров нам сейчас неважен, господа, если понадобится, вы
