Ближе к концу в дневнике обнаружился вложенный вместо закладки листок. Он был рваный, пожелтевший и хрупкий. Выглядел он очень старым. Почерк на нем был совсем другой – тонкий и нетвердый, и часть надписи была скрыта под ржаво-коричневыми пятнами.
Это оказалось стихотворение. Заглавия не было, но вверху было нацарапано имя автора:
Остальные строчки были все в темных пятнах, за исключением двух последних:
Дженни перевела дух.
Очевидно, стихотворение настолько впечатлило дедушку, что он хранил его сорок лет. Она знала, что он воевал во Вторую мировую и побывал в немецком лагере для военнопленных. Может, там он и встретил этого Иоганнеса Экхарта. И тот заставил его задуматься…
Теперь у нее были в руках все кусочки головоломки. Но ей совсем не хотелось складывать ее. Она думала только о том, каким должен быть ее следующий шаг. Последний шаг.
Девочка исчезла, никто больше не показывал Дженни призрачное кино. Но оно больше и не было ей нужно. Дженни почувствовала, как к ней возвращаются настоящие воспоминания. Теперь она знала, что должна делать.
Она подошла к третьему шкафу.
Массивный, сделанный из красного дерева, он всегда стоял на одном и том же месте, возле стола. А сейчас он был сдвинут и повернут под углом к стене. Пыльный четырехугольник ясно указывал, где он стоял прежде.
За шкафом была дверь.
Дженни не сразу ее заметила, потому что ее загораживал шкаф и нужно было фактически заглянуть за него, чтобы ее разглядеть.
Вот, значит, что она должна сделать!
Дверь была самая обыкновенная. За ней вполне мог оказаться чулан. Единственное, что было в ней странным, – глубоко вырезанная на ее поверхности руна
Вырезана и окрашена в ржаво-коричневый цвет, как пятна на листке со стихотворением.
Призрачное кино началось снова, хотя Дженни в этом и не нуждалась.
Маленькая девочка в изумлении стояла перед дверью, переминаясь с ноги на ногу. Очевидно, соблазн боролся в ней с послушанием – и победил. Она откинула назад перепутанные волосы, взялась за дверную ручку, мелькнули загорелые коленки – и призрак исчез.
«И тогда я открыла ее», – подумала Дженни.
Но никаких воспоминаний ни о том, как она это сделала, ни о том, что оказалось внутри, не появилось. Ей предстояло самой выяснить, что скрывается за дверью.
Сердце сильно билось, словно не одобряя ее затеи. Тело, казалось, было более здравомыслящим, чем его хозяйка.
«Не надо, не надо», – стучал пульс.
Дженни взялась за дверную ручку. Внутренний голос перешел на крик: «Не надо! Нет… нет… нет…»
Она распахнула дверь.
Лед и сумрак.
Вот все, что она увидела. Если это и был чулан, то широкий и необычайно глубокий, и в нем кружилась в вихре странная черно-белая мешанина. Стены покрывал иней, с потолка, как чудовищные зубы, свешивались сосульки. Ледяной порыв ветра налетел на Дженни, насквозь пронизывая ее холодом, словно она с размаху погрузилась в воды Ледовитого океана. Кончики пальцев онемели, тело бил озноб.
Было так холодно, что, казалось, останавливается дыхание. Она словно примерзла к месту. Лед слепил глаза.
Лишь на мгновение она успела заметить, что было в самом центре черно-белого вихря.
Глаза.
Темные, внимательные глаза – злобные, жестокие, насмешливые. Древние глаза. Дженни узнала их. Это были те же глаза, что иногда мерещились ей в момент засыпания или пробуждения. Те же, что она видела ночью в своем комнате.
Глаза в сумраке. Злые, коварные, хитрые.
Среди них была пара синих, невероятно красивых.
Дженни не хватало дыхания, чтобы закричать, ее легкие просто не желали впускать ледяной воздух, который она пыталась вдохнуть. Но ей необходимо было закричать – необходимо было сделать хоть что- нибудь, потому что они приближались. Глаза приближались.
Это выглядело так, словно они летели к ней откуда-то издалека, принесенные бурей. Нельзя не двигаться, она должна бежать! Блестящие черные глаза пришельцев, раскосые глаза темных эльфов
