ютилось мое племя, и маленькое логово, заботливо выстланное соломой, куда я наивно надеялся привести когда-нибудь свою Морейн. На север, где остались и моя и моя любовь, и мои мечты.
Возможно, кто-нибудь там еще живет. Теплилась слабая надежда, что наша стая приняла решение не вмешиваться в человеческие войны, это было бы разумно, и никто бы нас за это не осудил. Быть может, Мэл и Шеу встретят меня, как прежде, у горной тропы, ведущей наверх к нашим пещерам, замелькают в зарослях вереска глаза янтарного цвета, промелькнет тень, и я выйду к своим.
Эта надежда угасала по мере того, как я приближался к родным горам, которые, словно пограничная стена, прикрывали Эринир с юга. Во мне возникло отчетливое чувство, что ни в оставшихся позади болотах, ни на спускавшихся мне навстречу крутых каменных откосах нет никаких признаков людей или волков. Даже стаи стервятников уже покинули эти места, очистив их от трупов.
Бледные лучи рассвета осветили гребень высокого пустынного хребта, под которым обитало когда-то мое племя. И, хотя я уже знал, что впереди меня никто не ждет, я все же известил племя о своем появлении коротким воем, как это было принято у нас. Не получив ответа, я нырнул в темную сырую расщелину, скрытую диким кустарником, еще не освещенную проснувшимся солнцем. Тайный ход вывел меня в ложбину, вокруг которой расположились пещеры.
Перемещаясь челночным ходом и уткнув нос в землю, я изучал следы. Я добрался до родного Эринира и не нашел в наших пещерах никого. Я уже не тешил себя пустыми надеждами, мне было ясно – в благодарность за приют волки встали под знамена Эринирского короля и, видимо, все полегли на поле боя.
Я завыл от отчаяния, и горное эхо ответило мне голосами моих погибших друзей. Забудется название этих гор – Волчья Застава, но еще много веков будет жить в этих скалах волчье эхо, пугая местных жителей и порождая легенды.
Время не оставило мне следов. Но духи рассказали мне о том, что произошло здесь прошлой весной. Сень, дух ручья, берущего свое начало в горах Волчьей Заставы, омывая мои лапы ледяной водой, рассказала мне, как стая прозевала гостей, неожиданно появившихся не на южных границах, а из Мглистых Камней на востоке. Духи пещер поведали мне, как встали под зеленые знамена сына короля Эохайда свободные волки, как Мохх, вожак нашей стан, вел за собой племя, чтобы отстоять жизнь своего короля, как шли матерые и переярки на верную смерть, устрашающе рыча и оскалив клыки, и все полегли в неравном бою с жестоким и беспощадным врагом.
Дриада Пили-пала, нежная и прохладная, соскользнула ко мне с ветвей высохшего бука и, роняя слезы, рассказала о том, как отважно сражался отчаянный мальчишка по имени Мэл, как слетела с его плеч голова, срубленная секирой врага. Дриада просидела в дереве безвылазно почти год, оплакивая своего возлюбленного. А теперь безутешно рыдала, обвив меня своими тонкими ручками. Потом отодвинулась, аккуратно дотронулась до моих клыков кончиками пальцев, погладила лоб и тихо сказала:
– Как ты похож на него. Никогда, никогда больше не хочу я видеть волчью морду!
Она скрылась в ветвях дерева и больше уже не появлялась, сколько я ни звал ее.
Как мог я надеяться, что кто-нибудь останется в живых, ведь я знал, что никто не уйдет с поля боя, где погибли товарищи. Напрасно я стремился в эти пустые осиротевшие пещеры. Никто, никто не выжил, кроме меня!
Воспоминания нахлынули, как морская волна, топя меня в своих соленых водах. Веселые мальчишки, отъявленные хулиганы, на которых давно махнули рукой взрослые, резвились в окрестных деревнях, устраивая переполох среди родителей молоденьких девушек. А потом, один за другим, мы начали влюбляться, чем еще больше обеспокоили взрослых. Волки однолюбы, в этом их счастье и горе. И вот пошли похищения, убийства и прочие неприятности как для племени, так и для тех мирных семей, в дочерей которых умудрялись влюбиться мои друзья. Только некоторым из нас досталась любовь соплеменниц – на все племя у нас было лишь несколько девушек. Старейшины уже заждались и не чаяли, когда наше поколение, наконец, переженится и, обзаведясь семействами, успокоится. Из всей нашей компании не женились только мы с Шеу. Впрочем, он мог уже и жениться, ведь я не имел известий о нем несколько лет.
Ветер нашептывал мне имена моих врагов: Белин и Бренн, Бренн и Белин – король и его брат, приведшие под стены Эринира свою армию. Но вместе с их именами всплывали и другие: Морейн и Гвидион, любимая женщина, ставшая сестрой одного моего врага и невестой другого, и друг, спасший мне жизнь, лечивший мою душу, но излечивший только мои раны. Как будет больно им, если я убью кого-нибудь из близких им людей.
Морейн со свойственной ей непосредственностью легко предала своих предков и отдала мне приказ сделать то же самое, приказ, которому я пока не мог противостоять из-за принесенного мною Гвира. Моя воля не принадлежала мне. Пока Морейн пела и кружилась в любовных туманах в обществе Поэннинского вождя, я оплакивал своих и ее погибших родичей, убитых им и его братьями.
На какие бессмысленные вещи я растратил жизнь, погнавшись за безумной мечтой, позабыв свой долг, прожег, испепелил душу безысходной страстью. Я бездумно променял единственный стоящий день в моей жизни, день, когда я должен был погибнуть рядом со своими соплеменниками, на сладостную ночь с принцессой под теплым антильским небом.
Ветер продувал насквозь мою шерсть. Я стыл на этом колючем ветру, с наслаждением испытывая физическую боль, в надежде, что она затмит собой душевную муку. Я понял, что не смогу отомстить своим врагам. Почему, почему, Гвидион, ты спас мою жизнь и лечил меня, но хладнокровно взирал на гибель моих сородичей, хотя, наверное, мог остановить эту бойню? Почему ты, луна, такая равнодушная, такая далекая, допустила, чтобы вся стая погибла, а я один остался жив? К кому еще обратить мне свои молитвы? У волков не было богов, лишь одна луна – свидетельница наших горестей. Такая призрачная, светлая, чужая!
Устыдившись своей слабости, я опустил голову в холодную воду, позволил Сень умыть меня и направился вниз по вересковому нагорью в сторону леса, за которым раскинулась долина Эринира. Дойдя до королевского леса, я свернул к хижине Веды. Морейн не успела рассказать мне о том, что лесная жрица живет теперь где-то среди Дивного Народа. Обнаружив ее жилье опустевшим, я оплакал и эту старушку.
Что стало с замком, я увидел, только выйдя из леса. Уходя, поэннинские воины разрушили и сожгли все, что не смогли забрать с собой. На фоне розового заката чернели развалины прекраснейшего дворца короля Эохайда. И на этом пепелище среди руин ютилось несколько человеческих семей, которым случайно удалось уцелеть. Маленький грязный мальчик в рваных лохмотьях, увидев меня, закричал:
– Смотри, мама, собачка!
Его мать заспешила к нему и, подняв на руки, прижала к себе. Бросив на меня тревожный взгляд, она поспешно унесла малыша куда-то в развалины. Я не стал беспокоить их. Возможно, они остались одни, без мужчин, и их некому защищать, и им страшно. И так немало лиха выпало на долю этой женщины, прижимавшей к себе малыша. Конечно, она могла что-то знать о судьбе Веды, но мне тогда казалось, что, будь лесная жрица жива, она ни за что не покинула бы свою хижину.
Я знал, здесь возродятся люди, но уже никогда не вернутся сюда ни волки, ни Туата де Дананн. А среди этих людей мне нечего было делать, и я повернул обратно в лес.
Я шел по родному лесу, и мне казалось, что вот-вот забрезжит меж стволов теплый огонек, послышатся нежные, будто колокольчики, голоса, я выйду на поляну, где сидят у костра стремительный, как порыв ветра, юноша и его созданная из лунного света сестра; искры костра взовьются в темное небо и смещаются со звездами. Но высокие деревья эринирского леса изливали на меня лишь молчанье и одиночество. Лес кончился, потянулись вересковые пустоши, и вновь начался подъем.
Надо было принимать решение, что делать дальше. У меня отменное здоровье, острые зубы, сильные лапы, что еще нужно молодому волку? Я могу выжить и среди людей, и среди волков, остается только выбрать, к кому направиться. Еще не приняв окончательного решения, я уже понимал, что все равно вернусь в Поэннин к Морейн, потому что пережить ревность мне легче, чем разлуку.
А потом вдруг нахлынул зов Гвира. Жалобный, тоскливый вздох, словно удар сердца: «Где ты? Где ты?» Всхлипнул и погас ее голос. Я впервые чувствовал зов, но сразу понял, что это он. Легкий запах белой крови щекотал мне ноздри, отдаваясь глубоко в сердце: «Где ты? Где ты?» Мгновенно забыв обо всем, я рванул изо всех своих волчьих сил на юго-запад, откуда вился тонкий нежный шлейф яблоневого аромата.
Глава 25
