добивая каждого дервиша. Это была опасная работа, поскольку кочевники сражались, пока хватало сил, не уповая на милосердие врага. Кровавое побоище продолжалось несколько часов и только под вечер стало понемногу стихать, то и дело вспыхивая отдельными очагами сопротивления – раненые дервиши поднимались и продолжали отчаянно сопротивляться, невзирая на увечья.
Генерал Стюарт потерял еще полдюжины солдат, прежде чем отдал приказ готовиться к походу. Семьдесят четырех убитых и девяносто четырех раненых забрали с собой солдаты и устало направились в сторону старой пальмовой рощи на другом конце равнины, за которой начинались колодцы Абу-Клеа.
Среди пальм они соорудили ограду из колючих кустарников, наспех вырыли неглубокую братскую могилу и похоронили павших соотечественников, уложив их в ряд на песчаной земле. Только поздно вечером Пенрод отыскал Гардинга в походном лазарете.
– Я пришел, чтобы вернуть вам саблю, сэр, – почтительно склонил он голову и протянул ему прекрасный клинок.
– Благодарю вас, Баллантайн, – ответил тот слабым голосом. – Это подарок моей жены. – Его лицо было бледным, как восковая свеча. Солдаты перенесли носилки поближе к огню, поскольку его знобило и он все время жаловался на холод. Гардинг приподнял голову и прикоснулся пальцами к острому лезвию, словно прощаясь. – Сомневаюсь, что эта сабля мне когда-нибудь пригодится. Оставьте ее себе и используйте по назначению, как вы делали это сегодня.
– Я не могу принять ее, сэр, – смутился Пенрод. – Вы прошагаете с ней до самого Хартума.
Гардинг лишь улыбнулся в ответ на бодрые заверения Пенрода и опустил голову на носилки.
– Думаю, мне не суждено туда добраться, – пробормотал он и не ошибся – умер еще до наступления ночи.
Остальные солдаты и офицеры были слишком измотаны, чтобы продолжать путь. Генерал Стюарт понимал, что его давно уже ждут в осажденном Хартуме, но не мог заставить вверенные ему войска продолжать путь по безводной пустыне после столь тяжелого боя с превосходящими силами противника. Он дал им возможность отдыхать всю ночь и добрую половину следующего дня. Солдаты отсыпались до обеда, скрываясь от палящего солнца под тенью раскидистых пальм возле источников прохладной воды. Правда, она здесь была затхлой и соленой, как в море, но люди тщательно кипятили ее и сдабривали черным чаем и последними запасами сахара.
В самое жаркое время полудня генерал Стюарт решил, что больше ждать нельзя, и отдал приказ готовиться к походу. Раненых усадили на верблюдов и по первому же сигналу трубы тронулись в путь по выжженной земле. Войска двигались маршем остаток дня и всю ночь, преодолев до наступления рассвета более двадцати трех миль. После этого сделали привал, поскольку продвигаться дальше не представлялось возможности. Солдаты и животные были истощены до предела и просто валились с ног, в бурдюках осталось лишь по чашке воды на каждого человека, а верблюды отказывались повиноваться, хотя уже чувствовали близость реки. Да и раненые нуждались в отдыхе и лечении. Стюарт понимал, что может потерять большую их часть еще до того, как доберется до воды. Он отправил посыльного за Пенродом.
– Баллантайн, мне снова понадобилось ваше знание местности. Сколько еще идти до реки?
– Мы очень близко от нее, сэр, – спокойно ответил капитан. – Около четырех миль. Вы увидите ее за следующим хребтом.
– Четыре мили, – задумчиво протянул Стюарт и посмотрел на измученных солдат. В таких условиях четыре мили могут значить больше, чем сто. Он хотел было снова обратиться к Пенроду, но тот неожиданно прервал его:
– Посмотрите вперед, сэр.
На небольшой возвышенности, отделявшей их от реки, появилась группа дервишей человек в пятьдесят. Офицеры потянулись к своим подзорным трубам и вперились в горизонт. Пенрод сразу же узнал знамя Османа Аталана и его высокую стройную фигуру в зеленом тюрбане и на кремовой лошади.
– Там их не слишком много, – неуверенно заметил сэр Чарлз Уилсон, второй по чину офицер после генерала Стюарта. – Мы отбросим их без особого труда. Не думаю, что они осмелятся напасть на нас после такого урока.
Пенрод хотел было возразить ему, но передумал. Он-то знал, что Осман Аталан – опытный воин и хитрый тактик. Именно поэтому эмир вывел свои войска с поля боя, почувствовав, что битва уже проиграна. А весь следующий день его разведчики тенью скользили за британским корпусом, выжидая удачный момент для нанесения мощного удара по уставшим и обессиленным войскам противника. Однако Пенрод подавил желание напомнить об этом.
– Вы что-то хотели сказать, Баллантайн? – спросил Стюарт, не опуская подзорную трубу, но чувствуя реакцию капитана.
– На лошади кремовой масти сидит сам Осман Аталан, – спокойно заметил Пенрод. – Полагаю, это лишь малая часть его огромной кавалерии. Он предпочел своевременно ретироваться с поля боя возле Абу-Клеа, и его дивизии в хорошем состоянии.
– Вероятно, вы правы, – согласился с ним Стюарт.
– А справа поднимается пыль, – продолжал Пенрод, и офицеры мгновенно повернулись в указанном направлении, где на горизонте появилась еще одна группа дервишей численностью в несколько сотен человек. И почти одновременно с другой стороны хребта показался новый отряд всадников. Вскоре вокруг эмира сформировалась целая армия в несколько тысяч воинов. Их плотные ряды сомкнулись как раз в том месте, которое следовало пройти, чтобы добраться до Нила.
Стюарт опустил трубу и, с силой захлопнув ее, посмотрел на своего заместителя Чарлза Уилсона.
– Предлагаю оставить багаж и раненых здесь под охраной пятисот наиболее дееспособных солдат, а остальным отправиться к реке. Это должна быть колонна выносливых солдат в восемьсот или девятьсот человек.
– Сэр, верблюды предельно истощены и вряд ли поднимутся, – возразил Уилсон. – Не стоит на них надеяться.
– Я знаю это, – сухо произнес Стюарт, который уже давно понял, что его первый заместитель способен увидеть неприятности даже там, где их нет. – Мы оставим верблюдов здесь, с ранеными, а сами отправимся туда пешим строем. – Он проигнорировал обескураженные лица своих офицеров и повернулся к Пенроду. – Баллантайн, сколько времени отнимет у нас этот переход?
– Без багажа и раненых, сэр, – невозмутимо ответил тот со всей уверенностью, на какую только был способен, – я проведу вас за пару часов.
– Очень хорошо. Командиры подразделений отберут самых сильных и выносливых солдат. Выходим через сорок минут, то есть ровно в пятнадцать ноль-ноль.
– Что это за люди? – изумленно спросил аль-Нур, глядя, как из пальмовой рощи строем выходят британские войска. – У них нет животных, нет воды, а они все равно идут вперед. Святым именем Аллаха, кто они такие?
– Потомки тех, кто сражался под Иерусалимом с нашим далеким предком и борцом за веру Саладином[13] восемь столетий назад, – ответил Осман Аталан. – Это люди Красного Креста, подобные крестоносцам давних времен. Но все же только люди. Посмотри на них и вспомни битву под Хаттином.[14]
– Мы должны всегда помнить Хаттин, – согласились аггагиры.
– Под Хаттином Саладин завлек крестоносцев в ловушку, лишил их еды и воды, а потом уничтожил одним ударом. Он нанес неверным страшный ущерб и вырвал из их кровавых рук все Иерусалимское королевство, которое они захватили у правоверных и удерживали восемьдесят восемь лет. – Осман Аталан привстал на стременах и показал своим широким мечом на колонну британских солдат, казавшуюся такой крошечной и жалкой на каменистой серой равнине. – Это будет наша битва под Хаттином. Мы уничтожим эту армию еще до захода солнца. Во славу Аллаха и его Махди, ни один из них не дойдет до реки живым.
Аггагиры в едином порыве выхватили мечи:
– Победа будет за нашим Богом и его верным Махди!
Пока британские войска медленно поднимались по склону холма, дервиши исчезли за невысоким горным хребтом. Через каждые несколько сот ярдов британцы останавливались, чтобы выровнять строй и подтянуть отставших, которых не хотели оставлять на произвол судьбы. Всех пленных дервиши
