Пенрода.
– Убейте этого человека! – закричал Уилсон сорвавшимся от волнения голосом.
Арабы, увидев падение своего эмира, остановились в замешательстве и стали поворачивать назад. Один из его верных аггагиров подлетел к нему на лошади и протянул руки.
– Я помогу вам, господин.
– Оставь меня, Нур, – отмахнулся Осман. – Сражение еще не закончилось.
– На сегодня достаточно, – возразил тот. – Мы еще повоюем с ними.
Вопреки приказу эмира аль-Нур подхватил его обеими руками и забросил на лошадь позади себя. Уносясь прочь от британских войск на лошади аль-Нура, Осман оглянулся и посмотрел на Пенрода.
– Битва еще не закончена! Во имя Аллаха, все еще впереди…
Дервиши исчезли за холмами так же быстро, как и появились. Солдаты падали на землю, полностью обессиленные. Те, кто покрепче, поднимали их и толкали вперед, подгоняемые грозными криками сержантов:
– Всем встать! До реки осталось совсем немного!
Впереди снова появился трубач Стюарта и заиграл бравурную мелодию «Храбрая Шотландия». Британцы медленно продвигались вперед, опираясь на приклады винтовок, спотыкаясь и с трудом переставляя ноги. Пенрод облизал потрескавшиеся до крови губы, глаза туманили последние капли пота, скатившиеся со лба. Он пристально осматривал узкую полоску дюн и кустарников, опасаясь нового налета кочевников. К счастью, впереди было пусто. Дервиши ушли, и на этот раз окончательно. Они просто растаяли в песках, как дым от небольшого костра. Солдаты с трудом доковыляли до крутого берега Нила и радостно заорали, приветствуя пароходную флотилию. Суда были белыми и чистыми, словно ярким солнечным утром на берегу Темзы в Лондоне.
Они все-таки пробились к реке, завоевали право окунуться в ее мутные воды. До Хартума, где их с нетерпением ждал генерал Чарлз Гордон, осталось сто пятьдесят миль.
Осман Аталан ждал в Метемме, когда соберутся разбросанные по окрестностям его союзники из племени джаалин. Их шейхи должны были встать под его знамена. Но эмир Салид был убит вместе с сыновьями. Храбрые до отчаянности во главе с ним, они растерялись, как малые дети без родного отца. Аллах осиротил их, и они рассеялись по бескрайней пустыне, оставив незавершенным начатое дело. Осман Аталан ждал напрасно.
На рассвете следующего дня он позвал хозяина почтовых голубей, приказал принести трех самых быстрых и ловких птиц и собственноручно написал Махди послание в трех экземплярах. Донесения прикрепили к лапам голубей – если хищные птицы убьют даже двоих из них, то третий непременно доставит весточку святому человеку в Омдурман:
«Махди Мухаммеду Ахмеду, да благословит и защитит его Аллах. Вы свет наших глаз и дыхание наших тел. Со стыдом и грустью, которые терзают мою душу, сообщаю, что неверные оказались сильнее нас в этой битве. Эмир Салид погиб, а его войско разгромлено. Неверные добрались до Нила в районе Метеммы. Я с печалью возвращаюсь со своим племенем в Омдурман. Молитесь за нас, святой и всемогущий Махди».
Голубятник понес птиц на берег реки. Осман шел впереди него. Владелец голубей вручал ему поочередно своих почтарей, эмир долго держал их в руках, перед тем как выпустить в небо, и тихо благословлял:
– Лети быстро, маленький друг, и пусть Аллах хранит тебя.
Голуби взмывали в небо и долго кружили над Метеммой, набирая высоту, а потом брали курс на юг на большом расстоянии друг от друга, чтобы не привлекать внимание стервятников.
Когда птицы улетели, эмир вернулся в Метемму и поднялся на самый верх мечети. Пока муэдзин собирал верующих на утреннюю молитву, Осман пристально разглядывал с башни берега Нила. Пароходы все еще стояли на приколе в так называемом пруду крокодилов, вне пределов его досягаемости, поскольку у него не было артиллерийских орудий. Он посмотрел в сторону британского лагеря. Даже невооруженным глазом можно было увидеть сновавших там людей. Они так и не начали грузить на пароходы солдат или свое имущество. Эмир не понимал причин такой медлительности, совершенно не соответствующей той энергии, которую они продемонстрировали в последних стычках. Если британцы действительно хотят как можно скорее добраться до Хартума, то должны оставить на берегу своих раненых, погрузиться на пароходы и безотлагательно отплыть в южном направлении.
«Возможно, Аллах еще не совсем оставил дервишей, – подумал он. – И еще поможет мне добраться до Хартума раньше этих непредсказуемых людей».
Осман спустился с башни и направился на окраину городка, где его ждали верные соплеменники. Лошади и верблюды были уже оседланы, загружены и готовы к дальнему переходу. Аль-Нур подыскал ему нового скакуна. Это был большой черный жеребец по кличке аль-Бак, самый красивый и быстрый в его табуне. Осман погладил белую отметину на его лбу. Имя означало «Военная Труба» и должно было принести ему удачу.
– Ты хорош, аль-Бак, – прошептал Осман на ухо животному, – но тебе никогда не сравниться с моей Хулумайей. – Он оглянулся и посмотрел на дюны, где потерял любимую лошадь. Над горным хребтом все еще кружили вороны и другие стервятники. Будет ли у него когда-нибудь такая же гордая и благородная лошадь? От этой мысли глаза покраснели и налились ненавистью. Абадану Риджи придется дорого заплатить.
Он взлетел в седло, поднял вверх правую руку, крепко сжатую в кулак и закричал:
– Во имя Аллаха, мы отправляемся в Омдурман!
Верные аггагиры хором поддержали его.
Хартум оцепенел от отчаяния, ослабленный голодом и лишениями. Угрюмую тишину разорвали громкие крики девочек:
– Вон летит один!
– Знаю, я давно его увидела!
– Врешь, не видела!
– Видела!
– Перестаньте ссориться, маленькие дьяволята! – строго приказал Дэвид Бенбрук. – Лучше покажите мне его. – Их юные глаза были намного острее.
– Вон там, папа, прямо над островом Тутти!
– Чуть левее маленького облака.
– Вижу! – Дэвид поднял ружье и прицелился в летящую на большой высоте птицу. – Я просто проверял вас.
– Нет, ты не видел!
– Тише, тише, мои ангелочки, побольше уважения к отцу…
Назира возвращалась на кухню с большим кувшином воды, которую набрала у колодца позади конюшни, и остановилась, услышав их возбужденные голоса. Она собиралась как следует профильтровать ее, а потом тщательно прокипятить, но теперь поставила кувшин на стол возле входа в гостиную, подошла к окну и выглянула на террасу. Консул стоял посреди лужайки на выгоревшей от солнца траве и смотрел вверх. Ничего необычного в его поведении не было, поскольку последнее время он каждый вечер выходил на террасу и долго высматривал птиц. Назира вернулась на кухню, но второпях забыла на столе кувшин. В этот момент до нее донесся оглушительный выстрел и радостные крики сестер. Она улыбнулась и плотно прикрыла за собой кухонную дверь.
– Ты попал в нее, папа!
– О, какой умный отец семейства! – вторила Саффрон, ввернув недавно вычитанное словечко.
Голубь завертелся в воздухе, теряя вырванные дробью перья, и камнем упал вниз, застряв в верхушке высокого дерева, росшего позади консульского дворца напротив окон их спальни. Сестры наперегонки бросились к дереву и полезли наверх, отчаянно споря и отталкивая друг друга.
– Осторожно, непоседливые демоны! – прикрикнул на них Дэвид. – Вы можете свалиться!
