— Да, возражать было бы бесполезно. Нам надо быть с армией в хороших отношениях. Братва, вам когда-нибудь приходилось видеть худшее местечко?
Макграт и Броган присоединились к нему. Указательный палец Милошевича застыл на точке, обозначавшей город Йорк. Со всех сторон вокруг яростно бурлили зеленый и коричневый цвета.
— Четыре тысячи квадратных миль, — сказал Милошевич. — Одна дорога и одна просека.
— Ублюдки выбрали хороший уголок, — согласился Броган.
— Я говорил с президентом, — сказал Декстер.
Откинувшись назад, он сделал паузу. Уэбстер молча смотрел на него. Черт побери, а чем еще он занимался? Ухаживал за розами в саду? Декстер спокойно выдержал его взгляд. Это был маленький смуглый человечек, весь какой-то высушенный и перекошенный, как будто ему ежедневно и ежечасно приходится обдумывать все возможные последствия каждого своего шага.
— И? — наконец спросил Уэбстер.
— В Соединенных Штатах шестьдесят шесть миллионов зарегистрированных владельцев огнестрельного оружия, — сказал Декстер.
— И что с того?
— Наши исследования показывают, что все эти люди придерживаются схожих убеждений.
— Какие исследования? Каких убеждений?
— Мы провели опрос общественного мнения. Разве вы не получили копию? Каждый пятый взрослый гражданин нашей страны готов в случае крайней необходимости выступить с оружием в руках против правительства.
— И что с того? — снова спросил Уэбстер.
— Был и другой опрос, — продолжал Декстер. — Надо было ответить всего на один простой вопрос, не задумываясь, подчиняясь интуиции. Кто прав, правительственные органы или незаконные вооруженные формирования?
— И?
— Двенадцать миллионов американцев приняли сторону незаконных вооруженных формирований.
Директор ФБР молча смотрел на своего собеседника. Выжидая, когда тот выскажет до конца свою мысль.
— То есть, — сказал Декстер, — от двенадцати до шестидесяти шести миллионов избирателей.
— Причем тут избиратели?
— А где они живут? — ответил вопросом на вопрос Декстер. — В Вашингтоне, Нью-Йорке, Бостоне или Лос-Анджелесе таких почти не встретишь. Распределение очень неравномерное. В одних местах люди, которые придерживаются подобных взглядов, составляют крохотное меньшинство. На них смотрят как на чудаков. Но в других местах их большинство. В других местах такие взгляды являются совершенно нормальными, Гарланд.
— И что с того? — спросил Уэбстер.
— Есть места, где им принадлежат округа. Даже целые штаты.
Уэбстер удивленно поднял бровь.
— Господи, Декстер, это же не политика. Речь идет о Холли!
Помолчав, Декстер обвел взглядом небольшой кабинет Белого дома. Выкрашенный белой краской с каким-то неясным едва различимым оттенком. Президенты приходили и уходили, а кабинет раз в несколько лет перекрашивался в один и тот же цвет. Декстер понимающе усмехнулся.
— К несчастью, в нашем деле все является политикой.
— Но речь же идет о Холли!
Декстер покачал головой. Едва заметное движение.
— Это эмоции. Задумайтесь о таких простых, безобидных словах как «патриотизм», «сопротивление», «подполье», «борьба», «угнетение», «личность», «недоверие», «восстание», «бунт», «революция», «права». Во всех них есть какое-то величие, вы не находите? Если рассматривать их применительно к американской действительности?
Уэбстер упрямо тряхнул головой.
— Нет никакого величия в том, чтобы похищать женщин. Нет никакого величия в незаконном оружии, в незаконных вооруженных формированиях, в краденом динамите. Никакая это не политика.
Декстер снова покачал головой. То же самое едва уловимое движение.
— Все рано или поздно становится политикой. Вспомните Руби-Ридж [2], Гарланд. Вспомните Уэйко[3]. Начиналось ведь все не как политика, так? Но очень скоро превратилось в политику. Мы тогда настроили против себя до шестидесяти шести миллионов избирателей. Своими крайне глупыми действиями. Этим людям как раз и нужно, чтобы наша реакция была неоправданно жесткой. Они считают, что суровые карательные меры ожесточат народ, приведут под их знамена новых борцов. И мы пошли у них на поводу. Сами подбросили хворосту в костер. Мы представили все таким образом, будто правительство только и думает о том, как бы сокрушить маленького человека.
Наступила тишина.
— Опросы общественного мнения показывают, что нам нужно сменить подход, — снова заговорил Декстер. — И мы стараемся его найти. Стараемся изо всех сил. Но как будет выглядеть со стороны, если Белый дом откажется от этих попыток только потому, что в деле оказалась замешана Холли? Да к тому же, если это произойдет сейчас? Четвертого июля? Неужели вы ничего не понимаете? Задумайтесь хорошенько, Гарланд. Задумайтесь о том, какова будет реакция. Представьте себе такие слова как «месть», «корыстные интересы», «расправа», «эгоизм». Представьте себе, как они скажутся на результатах опроса общественного мнения.
Уэбстер молча смотрел на него. Чувствуя, как на него давят белые стены.
— Но ведь речь идет о Холли, черт побери! — воскликнул он. — При чем тут опросы общественного мнения? И не надо забывать о генерале. Президент уже говорил с ним?
Декстер покачал головой.
— Нет, я лично объяснил все генералу Джонсону. Он звонил сюда каждый час.
Уэбстер подумал: «А сейчас президент, наверное, уже больше не отвечает на его звонки.» Да, Декстер здорово поработал над своим шефом.
— И? — спросил директор ФБР.
Декстер пожал плечами.
— По-моему, генерал в принципе все понял. Но, естественно, в настоящий момент его суждения являются несколько предвзятыми. Он очень несчастный человек.
Уэбстер погрузился в молчание. Напряженно задумался. Достаточно искушенный в политических игрищах, он понимал, что если противника нельзя одолеть, надо переходить на его сторону. Заставить себя думать так, как думают он.
— С другой стороны, если вы вытащите Холли, для вас это будет плюс, — сказал Уэбстер. — Большой плюс. Вы покажете себя уверенными, решительными, умеющими ценить своих людей. В этом тоже будут свои преимущества. И это благоприятно скажется на общественном мнении.
Декстер кивнул.
— Полностью с вами согласен. Но это ведь будет азартная игра, правильно? С очень крупными ставками. Быстрая, легкая победа — это хорошо, но провал станет самой настоящей катастрофой. Игра крупная, и ставки в ней — опросы общественного мнения. А в настоящий момент я сомневаюсь в том, что вы сможете обеспечить быструю, легкую победу. Сейчас вы еще не готовы к решительным действиям. Так что я бы поставил все деньги на провал.
Уэбстер изумленно уставился на него.
— Послушайте, Гарланд, только без обиды. Мне платят за то, чтобы я мыслил именно так, хорошо?
— Черт побери, так что же вы хотите сказать? Я должен немедленно перебросить на место отряд по освобождению заложников.
