– Нам надо поговорить, – сказал он.
– Вы нас увольняете, – отозвалась Нигли.
Он кивнул, сунул руку во внутренний карман пиджака и вытащил два тонких белых конверта.
– Это уже не внутреннее дело, – сказал он.
– Но вы же знаете, что Бэннон ищет не там, где следует.
– Надеюсь, он и сам это поймет. Пока же мы будем защищать Армстронга. У нас нет юридических оснований для опережающего использования посторонних.
– Дайте нам время до конца дня, – сказал Ричер. – Нам нужно поговорить с Армстронгом. Наедине – он, я и Нигли.
– Я не могу позволить вам разговаривать с Армстронгом в мое отсутствие.
– А в вашем присутствии он говорить не станет. Стайвесант промолчал. Ричер взглянул ему в лицо:
– Расскажите мне о почте. Давно вы проверяете почту Армстронга?
– С тех пор, как он стал кандидатом.
– И все, кроме угроз, передается ему?
– Естественно.
– Нам необходимо увидеться с Армстронгом. Мне и Нигли, наедине. После этого мы будем считать себя уволенными, а вы никогда нас больше не увидите.
Стайвесант вернул оба конверта в карман пиджака.
Наступил следующий за Днем Благодарения день, Армстронг по-прежнему отказывался появляться на публике, однако договориться о встрече с ним оказалось делом очень непростым. Главным препятствием было десятилетней давности правило, согласно которому ни один из охраняемых не может оставаться с посетителями наедине. Стайвесант без особой охоты, но все же решился сделать из него исключение. А затем позвонил Армстронгу домой, чтобы договориться о встрече.
Армстронг сказал Стайвесанту три вещи: во-первых, его матери стало хуже, поэтому, во-вторых, он собирается сегодня после полудня слетать в Орегон и поэтому, в-третьих, встреча с Ричером и Нигли должна быть короткой.
– Никаких физических контактов, – сказал им у себя в кабинете Стайвесант.
– Даже рукопожатия? – улыбнулся Ричер.
– Рукопожатие, я думаю, допустимо. Но не более того. И ни слова о текущей ситуации. Ему ничего не известно, и я не хочу, чтобы он узнал что-либо от вас. Это понятно?
Ричер кивнул.
– Понятно, – сказала Нигли. Стайвесант отвел взгляд в сторону.
– Хочу поблагодарить вас за все, что вы сделали, – сказал он. – Я намереваюсь подать в отставку. Теперь мне приходится драться, чтобы сохранить за собой это место, а я не настолько привязан к нему, чтобы за него драться.
– Эти люди никогда не были вашими агентами, – сказал Ричер.
– Знаю. Но я потерял двух человек. Вам же я хотел сказать, что испытывал настоящее удовольствие, работая с вами.
Все помолчали.
– И еще, я рад, что в последние минуты М.-И. вы были рядом с ней. – Стайвесант снова вынул из кармана два конверта и протянул их через стол. – Внизу вас ждет машина, – сказал он. – Вы доедете в ней до Джорджтауна, а оттуда будете двигаться своим ходом.
Брезентовый навес так и стоял на тротуаре перед домом Армстронга. В беловатом сумраке под ним Ричера и Нигли встретили трое агентов. Один из них выставил перед собой руку и несколькими быстрыми жестами показал, что им придется подвергнуться обыску. Нигли стояла напрягшись, пока чужие руки охлопывали ее, впрочем, обыск оказался поверхностным. К ней почти и не прикасались. А керамический нож Ричера они и вовсе прошляпили.
Агенты ввели их в прихожую и заперли дверь. Один из охранников провел их в кухню-столовую. Здесь стоял сильный запах кофе. Армстронг с женой сидели за столом с тяжелыми фаянсовыми кружками и газетами. На миссис Армстронг был костюм для пробежек. Выглядела она усталой и павшей духом. Армстронг же выглядел собранным. В чистой рубашке с закатанными до локтей рукавами. Без галстука.
– Грустно было услышать о вашей матери, – сказала Нигли.
Армстронг кивнул:
– Стайвесант сказал, что вы хотите поговорить с глазу на глаз.
– Это было бы неплохо, – отозвался Ричер. Армстронг кивнул снова:
– Тогда пойдемте.
Он провел их в соседнюю комнату. Армстронг закрыл дверь и сел за стол. Ричер с Нигли заняли по креслу.
– Все это выглядит очень конфиденциальным, – сказал Армстронг.
Ричер кивнул:
