женщину беременную тоже... Как же это, Юрий Лексеич? Ведь он меня в жизни пальцем не тронул! Как же это он мог – беременную?
До Юрия наконец дошло, о чем идет речь, и он вздохнул с облегчением. Скорее всего эту дурацкую басню Людмила выдумала сама, прочитав об убийстве в газетах и сопоставив описание главного подозреваемого с портретом своего любимого муженька. Бесспорно, определенное сходство тут имелось, однако воспринять эту чушь всерьез было невозможно.
– Господи! – воскликнул Юрий. – Я-то думал... Да перестаньте плакать, Люда! Кто вам внушил эту ерунду? Это же чепуха, сплетня!
– Как же сплетня, когда я только что из милиции? – сказала Людмила Веригина. – Даже домой не зашла, прямо сюда, к вам, побежала... Кто же, думаю, поможет, если не Юрий Лексеич? Вы же с детства неразлейвода, он мне про вас все уши прожужжал... Дура я, дура, зачем же я его из дома-то выгнала? А теперь в квартиру хоть и не заходи – чего мне там делать-то без него? Не знаю, куда теперь бежать, кого просить... Адвокат, говорят, хороший нужен, а где ж его взять-то? Вот, – она вдруг принялась лихорадочно рыться в сумке, – вот, возьмите, Юрий Лексеич. Знаю, мало этого, но я еще достану, соберу... по родственникам, по соседям... люди все-таки, не откажут...
– Что это? – спросил Юрий, глядя на маленький газетный сверток у нее в руке...
– Как же, деньги это, – объяснила Веригина, торопливо разворачивая газету. Внутри лежала тощая стопка российских рублей, поверх которой сиротливо пристроились две стодолларовые купюры старого образца. – На адвоката. Помогите с хорошим адвокатом договориться, Юрий Лексеич! А может, если с умом поторговаться, так и этого хватит?
Юрий с силой потер ладонью лоб, пытаясь вернуться к реальности из того бредового сумеречного мира, куда отбросила его принесенная незваной гостьей новость. Веригина даже не думала шутить; все происходило наяву и всерьез, из чего следовало, что Серега влип по самые уши. Юрий вспомнил свои язвительные размышления над газетной заметкой, и ему стало муторно. Теперь, когда выяснилось, что героем заметки был не какой-то абстрактный пьяница, а вполне конкретный и вдобавок хорошо знакомый человек, неотвратимость надвигавшегося на этого ни в чем не повинного дурака кошмара казалась особенно несправедливой и ранила во сто крат больнее.
– Чертов идиот, – пробормотал Юрий. – Как же его угораздило?
– Денег у кого-то занял, напился как свинья, вот и угораздило, – всхлипывая, ответила Людмила, и Юрий поспешно отвел глаза.
Он не знал, в курсе ли Людмила Веригина, где ее супруг разжился деньгами на свою последнюю попойку, и не хотел это выяснять. Захочет – сама скажет, а не захочет... Что ж, Юрий Филатов по этому поводу сам мог сказать себе больше, чем сотня разгневанных, убитых горем жен. Ему вдруг пришло в голову, что эта попойка, вполне возможно, и впрямь была последней в жизни Сереги Веригина – до конца срока, который ему светил, он мог и не дожить. А уж если дадут пожизненное...
Думать о том, что будет, если Веригину дадут пожизненное, Юрию не хотелось, и он был благодарен Людмиле, которая прервала его размышления, снова ткнув ему под нос сверток с деньгами.
– Юрий Лексеич, не откажите! Я ж в этом не понимаю ничего... Может, если поторговаться...
– Хорошие адвокаты не торгуются, – сказал он, – они просто называют сумму гонорара. И сумма эта, Люда, скорее всего будет больше стоимости вашей квартиры.
– Как? – потерянно переспросила Веригина и снова заплакала – на этот раз тихо, безнадежно. Мятый газетный сверток с ее жалкими сбережениями лежал между ними на журнальном столике.
– Перестаньте плакать, Люда, – сказал Юрий. – Это же чушь собачья! Обвинение шито белыми нитками, это видно невооруженным глазом. Ни один судья не вынесет обвинительный приговор на основании такой чепухи.
– Правда? – с надеждой спросила Веригина.
– Правда, – твердо солгал Юрий, точно зная, что лжет. – Вы заберите пока деньги, Люда. Я сначала попытаюсь разузнать, насколько все серьезно, и сразу же вам сообщу, договорились?
– Да как же вы разузнаете? Не пускают ведь к нему никого, вот и меня не пустили... Свидания, говорят, запрещены, и слушать ничего не хотят...
– Ну, я попробую, – сказал Юрий. – Есть у меня парочка знакомых адвокатов, постараюсь с ними что- нибудь придумать. А вы идите домой, отдохните, успокойтесь...
– Да какой там отдых! – махнула рукой Веригина. – Не успеешь порог переступить, а они уже есть просят. Здоровые лбы, а макароны сами себе сварить не могут... Ой! – спохватилась она. – Они же у меня там голодные сидят, а я вам тут надоедаю... Побегу я, Юрий Лексеич, вы уж извините, что так вышло.
– Как вышло, так вышло, – сказал Юрий, – чего уж тут извиняться. Не волнуйтесь, Люда, я что-нибудь придумаю.
Проводив Веригину, он вернулся на кухню, достал из холодильника пиво и первым делом сделал несколько богатырских глотков прямо из горлышка. Затем завинтил пробку, вытер губы тыльной стороной ладони, закурил и присел на краешек стола.
– Очень мило, Юрий Лексеич, – печально съязвил он. – На вас вся надежда, и вы непременно что- нибудь придумаете... Позвольте все-таки поинтересоваться: что? Что именно вы намерены придумать, дорогой вы наш Юрий Лексеич?
Ему опять никто не ответил. Фарфоровая рюмка в виде стоящей на хвосте синей рыбки, уже много лет подряд заменявшая ему пепельницу, равнодушно таращила на него нарисованные глаза, широко разинув набитый окурками, запачканный пеплом рот. Фарфоровый окунь здорово смахивал на воблу, которая сейчас лежала в кухонном шкафчике над мойкой. Зажав сигарету в углу рта, Юрий слез со стола, открыл шкафчик и достал воблу. Несколько раз ударив ею о край подоконника для размягчения, он содрал с воблы кожицу, отщипнул кусочек, сунул в рот, пожевал и выплюнул – проклятая рыба не лезла в горло, потому что Веригин сейчас сидел в СИЗО, наверняка избитый, ничего не соображающий и вдобавок страдающий от жестокого похмелья, и не было у него ни пива, чтобы поправить голову, ни рыбки, чтобы закусить.
Юрий с большим чувством выругался матом, швырнул воблу на подоконник и пошел искать свой мобильный телефон. Он еще не знал, что собирается предпринять, но с чего начать, знал наверняка.
Глава 5
Юрий стоял на бровке тротуара и терпеливо ждал. Человек, назначивший ему встречу, опаздывал уже на десять минут, солнце припекало немилосердно, но позволить себе плюнуть на все и уйти Юрий не мог: встреча могла стать решающей, ради нее была потрачена масса сил, времени, денег и нервов, причем не только его собственных, но и многих других людей, в том числе Димочки Светлова, его супруги Лидочки и знакомого Юрию адвоката – одного из тех, что не привыкли торговаться, называя сумму гонорара.
Покосившись через левое плечо, Юрий увидел на скамейке в тени старых лип молодого человека в джинсах и светлой рубашке с коротким рукавом. Молодой человек смотрел на Юрия, но, как только их взгляды встретились, сразу уткнулся в газету. Поза у него была расслабленная, но торчавшая над краем развернутой газеты макушка казалась окаменевшей от напряжения. Юрий презрительно дернул уголком рта и оглянулся через правое плечо. Некий гражданин в штатском немедленно перестал глазеть на него и уставился в витрину газетного киоска, возле которого торчал уже минут двадцать, то есть с того самого момента, когда Юрий явился в назначенное место.
«Уроды, – подумал Юрий, отворачиваясь, чтобы не смущать своих провожатых. – Ну, уроды же! Особенно этот, возле киоска. Киоскерша, бедняга, от него, наверное, уже в предынфаркте – чего, думает, он около моей витрины битый час ошивается? Уж не грабитель ли? Накостылять бы им по шеям да прогнать отсюда к черту. Делом бы занялись, что ли, а то нашли себе работу – меня пасти...»
Впрочем, он понимал, что иначе и быть не может. Это была проверка на тот случай, если Юрии явился на встречу не один.
Из-за угла, моргая указателем поворота, показался в меру потрепанный джип. Юрий вздохнул и покачал головой. За последние десять минут эта машина проезжала мимо него уже четвертый раз, из чего следовало, что на то, чтобы объехать вокруг квартала, ей требовалось в среднем две с половиной минуты.
