такой аварии можно было только при очень уж несчастливом стечении обстоятельств, так что водитель скорее всего просто потерял сознание, ударившись головой.
Зато Одинцов, черт бы его подрал, не пострадал ни капельки, хотя белый «Лексус» въехал в борт «Волги» именно с его стороны. Он толчком распахнул дверь машины, спустил на асфальт одну ногу, а потом спохватился и оглянулся назад. Лицо у него было злое, на лбу наливалась сливовым багрянцем изрядная шишка.
– Целы? – отрывисто спросил он. – Витя, присмотри за ним и позвони нашим, чтобы прислали машину. А я... Ах ты сволочь! – внезапно перебил он сам себя, глядя в заднее окно. – Ну, я тебя! А ну стой!
Юрий резко обернулся и успел заметить, как из протаранившего их грузового микроавтобуса выскользнула и бросилась наутек красивая, хорошо одетая женщина, в которой он с удивлением, близким к настоящему шоку, узнал Марину Медведеву. Он действительно был потрясен, поскольку ожидал чего угодно, но только не такого поворота событий. Вероятность того, что эта холеная, избалованная дамочка, которая к тому же в данный момент должна была находиться за границей, случайно оказалась за рулем старого грузового сундука, протаранившего милицейскую «Волгу», приближалась к нулю. Юрий не сомневался, что столкновение было преднамеренным; он не мог понять одного: зачем? Неужели она пыталась прикончить его таким ненадежным способом? Неужели она так испугалась того, что он мог рассказать ментам, что отважилась сама, без посторонней помощи, устроить это шумное и, главное, бесполезное безобразие? Или она всерьез полагала, что достаточно посильнее ударить «Волгу» в багажник, чтобы все, кто в ней сидит, погибли? Если так, то у госпожи Медведевой явно были не все дома.
Одинцов выскочил из машины и, оттолкнув с дороги владельца «Лексуса», который лез к нему выяснять отношения, бросился за Мариной. На бегу он слегка прихрамывал, но бежал все равно легко и быстро – чертов мент был в прекрасной спортивной форме, и можно было не сомневаться, что погоня будет недолгой. «Так тебе и надо, дура», – сердито подумал Юрий и мысленно поморщился: уж кем-кем, а дурой Марина Медведева точно не была, и совершенный ею странный поступок никак не вписывался в рамки их со Светловым версии.
Проводив быстро затерявшегося в толпе майора взглядом, Юрий решил временно выбросить Марину Медведеву из головы. В данный момент у него было навалом других, более насущных проблем, решение которых требовало полной сосредоточенности. Его сосед по сиденью все еще возился с дверцей, которая упорно не желала открываться. С момента столкновения прошло, наверное, меньше минуты; опер, конечно же, слышал, что сказал ему Одинцов, да и выходить из машины ему было, по большому счету, незачем, просто он еще не совсем пришел в себя и действовал, надо полагать, по инерции. Юрий знал, что слабонервных среди оперативников московского угрозыска практически нет, и понимал, что сидящий рядом с ним опер буквально через пару секунд окончательно очухается и начнет действовать осмысленно. Этого нельзя было допустить; еще раз порадовавшись более чем странной оплошности Одинцова, который велел сковать ему руки не за спиной, что было бы вполне логично, а спереди, Юрий окликнул соседа и, когда тот обернулся, схватил его скованными руками за рубашку на груди, резко рванул на себя и ударил головой в середину лица. Он постарался вложить в этот удар все силы, потому что от него зависело многое, а позиция была крайне неудобной. Удар получился на славу: оперативник с залитым брызнувшей из сломанного носа кровью лицом откинулся на спинку сиденья, криво завалился в угол и затих, не подавая признаков жизни. Глядя на него, Юрий остро пожалел о том, что это не Одинцов.
Кожаный чехольчик с ключами висел у мента на поясе. Не тратя времени на возню с застежкой, Юрий отодрал его с мясом, вытряхнул оттуда связку ключей, отыскал среди них трубчатый ключик от наручников и снял браслеты. На все ушло секунд двадцать; он еще успел после недолгих колебаний завладеть пистолетом оперативника Вити и даже засунуть его в карман, прежде чем через открытую переднюю дверь в салон просунулась широкая, красная физиономия со стрижкой ежиком и с выражением хмурой озабоченности. Это был водитель «Лексуса».
– Ни хрена себе; – сказал он, оглядев салон. – А вам, пацаны, крепко досталось. Нет, ты понял, а? Баба за рулем – что может быть хуже? И главное, убежала, как будто ее не найдут... Вот сука!
– Это она, наверное, с перепугу, – сказал Юрий, спокойно открывая дверь и выходя из машины.
– Все бабы – дуры, – сказал владелец «Лексуса». Он был высокий, с жирным лицом, большим, горделиво выпяченным брюхом и тонкими ногами, торчавшими из просторных, ниже колена, шортов. На шее у него сверкала и мягко переливалась толстая золотая цепь, запястье левой руки охватывал ремешок, на котором болталась сумочка с документами.
Юрий пробормотал что-то сочувственное, и, как только водитель «Лексуса» отвлекся от него, сосредоточившись на своей разбитой фаре и треснувшем бампере, боком вдвинулся в уже успевшую собраться вокруг места аварии небольшую толпу, протолкался через нее и быстрым шагом двинулся в сторону, противоположную той, куда убежали Марина Медведева и Одинцов.
Оставив жену на даче присматривать за дочерью и наводить порядок на разгромленной доблестным столичным ОМОНом веранде, главный редактор еженедельника «Московский полдень» Дмитрий Светлов оседлал свой видавший виды «Опель» и помчался в Москву со всей скоростью, на какую была способна машина. По дороге он, рискуя жизнью, сделал не менее дюжины телефонных звонков, не давших никакого положительного результата, если не считать парочки довольно расплывчатых обещаний посмотреть, что тут можно придумать.
Одинцову он так и не дозвонился – его телефон все время был занят, из чего следовало, что майор попросту не хочет отвечать на звонки господина главного редактора. Это нисколько не удивило Дмитрия; он уже давно отвык удивляться чему бы то ни было, коль скоро речь заходила о Филатове, но поведение Одинцова, который откровенно от него прятался, Светлов счел, мягко говоря, некрасивым и сделал в памяти глубокую зарубку по этому поводу.
Он звонил бы и дальше, но тут в его мобильнике села батарейка, и Дмитрию ничего не оставалось, как убрать телефон и сосредоточиться на управлении автомобилем. Въехав в город, он оказался в очень неприятном положении человека, который всю дорогу спешил куда-то, боясь опоздать, а когда добрался до места, вдруг обнаружил, что понятия не имеет, куда он, собственно, торопился. Куда увезли Филатова, он не знал, идти ему было некуда и обращаться не к кому; звонки на Петровку, по отделениям милиции и даже на Лубянку ничего не дали, как будто Юрия увез не ОМОН, а какая-то банда похитителей людей. Дмитрий просто не знал, что еще можно предпринять. Он мог, конечно, попытаться лично встретиться с людьми, которых все утро доставал по телефону, но было ясно, что это ничего не даст: тон телефонных бесед не располагал к личной встрече, Светлов понимал, что излишняя настойчивость тут приведет лишь к тому, что перед ним будут захлопывать двери. В то же время просто махнуть на все рукой и предоставить событиям идти своим чередом Дмитрий не мог: когда-то Филатов, которого об этом никто не просил, спас ему жизнь, и Светлов полагал, что этот долг не из тех, с которыми можно расплатиться словами и мелкими услугами, не говоря уже о деньгах.
Поскольку план дальнейших действий никак не желал вырисовываться, Дмитрий отправился в редакцию, собрал по телефону лучших своих репортеров и провел короткое совещание, в ходе которого распорядился отменить все текущие дела и сосредоточиться на поисках Филатова. Он рассуждал просто: кто-то из дежурных милиционеров солгал ему по телефону, не захотев признаваться, что в лежащем у него на столе списке задержанных значится имя Юрия Филатова. Лгать по телефону легко и просто, поскольку в качестве последнего средства у лжеца всегда имеется в запасе возможность бросить трубку. Вот пускай теперь попробуют обвести вокруг пальца его репортеров – людей бывалых, опытных, начисто лишенных стеснительности, ничего не боящихся, умеющих задавать правильные вопросы и обладающих отменным чутьем на ложь! Пусть попробуют солгать им в глаза, в объективы камер, в услужливо подставленные микрофоны, и солгать так, чтобы им поверили!
Коллектив принял поставленную шефом задачу близко к сердцу – Филатова здесь знали, помнили и любили. Из сейфа была извлечена подробная карта Москвы, кто-то приволок полный список отделений милиции, и в течение четверти часа каждый получил свой «огород», который ему следовало оперативно окучить. Разослав людей, Дмитрий подвинул поближе к себе телефон, поставил мобильник на подзарядку, включил компьютер и, почесав в затылке, приступил к подробному, высокохудожественному и предельно колкому описанию штурма собственной дачи. Сие творение, если понадобится, Дмитрий предполагал направить прокурору Москвы с одновременным опубликованием его в газете. Это был последний, отчаянный
