установленным государством расценкам.
«Марриотт»[14], решил Ричер. Именно там она остановится. Нужно покинуть автостраду и ехать на юг, в сторону города, дальше — поворот на восток, и вот ты уже в отеле, в трех кварталах от здания суда, небольшая прогулка. Завтрак тоже оплачен. Клерк наверняка распечатал из Интернета указания, как туда проехать. Хаттон всегда производила такое впечатление на людей, что все старались ей угодить.
Ричер запомнил телефон отеля и положил «Желтые страницы» обратно на полку. Спустившись вниз, он позвонил в «Марриотт» из телефона-автомата.
— Я хочу уточнить забронирован ли номер, — сказал он.
— Фамилия?
— Хаттон.
— Да, у нас есть для вас номер. На одну ночь.
— Благодарю вас, — сказал Ричер и повесил трубку.
Она воспользуется ранним рейсом из Вашингтона. По двадцатилетней армейской привычке Эйлин встанет в пять часов, в шесть уже будет сидеть в такси, а в семь окажется на борту самолета. Не позднее девяти она прилетит в Индианаполис. Выедет со стоянки «Херца» в девять тридцать. И прибудет в отель в полдень. Примерно через час.
Ричер вышел из библиотеки, пересек площадь и зашагал на северо-восток через не слишком густую толпу, мимо задней части здания суда. Он легко нашел «Марриотт», уселся в кафе за угловой столик и стал ждать.
Хелен Родин позвонила Розмари Барр на работу. Ее там не оказалось. Секретарша, ответившая ей, была чем-то смущена. Тогда Хелен позвонила Розмари домой. Та взяла трубку после второго гудка.
— Вас отпустили домой? — спросила Хелен.
— Отпуск без сохранения содержания, — пояснила Розмари. — Я сама предложила. Все чувствовали себя неловко в моем присутствии.
— Это ужасно.
— Такова человеческая природа. Мне нужно все обдумать. Возможно, придется куда-то переехать.
— Вы не могли бы составить для меня список друзей вашего брата? — спросила Хелен.
— У него их не было. Истинные друзья познаются в беде, не так ли? Никто его не навещал. Никто даже не пытался. Никто не позвонил мне, чтобы спросить, как брат.
— Я имела в виду, в прошлом, — уточнила Хелен. — Мне нужно знать, с кем он встречался, с кем проводил время, кто его хорошо знал. А еще меня интересуют его новые знакомые.
— Никаких новых знакомств он не завел, — ответила Розмари. — Во всяком случае, мне о них ничего не известно.
— Вы уверены?
— Совершенно уверена.
— А как относительно прежних друзей?
— У вас есть лист бумаги?
— Есть блокнот.
— Ну так он вам не потребуется. Хватит спичечного коробка. Джеймс всегда был самодостаточным человеком.
— Но у него должны быть какие-то товарищи.
— Я знаю двоих, — сказала Розмари. — Одного зовут Майк, он живет по соседству. Они болтали о бейсболе и о хозяйственных делах, ну, вы знаете, мужские разговоры.
«Майк, — записала Хелен. — Мужские интересы».
— Кто-нибудь еще?
Последовала долгая пауза.
— Еще Чарли, — сказала Розмари.
— Расскажите мне о нем, — попросила Хелен.
— Я его не знаю. Мы никогда не встречались.
— Как давно Джеймс с ним знаком?
— Годы.
— В том числе и то время, что вы жили с ним?
— Он никогда не приходил к брату, когда я была дома. Я видела его лишь однажды. Он уходил, когда я вернулась с работы. Я спросила: «Кто это?» А Джеймс ответил, что это Чарли, словно тот — его давний приятель.
— Как он выглядел?
— Маленький. И у него необычные волосы. Как щетка для мытья туалета.
— Он местный?
— Думаю, да.
— И что у них было общего?
После долгого молчания Розмари ответила:
— Ружья. Они оба ими интересовались.
«Чарли, — написала Хелен. — Ружья».
Донна Бьянка потратила некоторое время, чтобы по сотовому телефону выяснить расписание полетов из Вашингтона в Индианаполис. Бьянка знала, что рейсы из Индианаполиса в их город производятся каждый час и занимают тридцать пять минут. Она решила, что человек, которому нужно в четыре часа дня явиться в суд, должен прибыть в город не позднее чем в два тридцать пять. Из чего следовало, что речь может идти о самолете, вылетающем из Индианаполиса в два — значит, она должна быть там в час тридцать, чтобы успеть пересесть на другой лайнер. А это невозможно. Последний прямой рейс из Вашингтона в Индианаполис — в девять тридцать. Утром и вечером было по несколько рейсов, а днем — пустота.
— Хаттон появится здесь в двенадцать тридцать пять, — сказала Бьянка.
Эмерсон посмотрел на часы: «Без четверти двенадцать».
— Значит, Ричер скоро будет здесь, — сказал он.
Без десяти двенадцать в офис Хелен Родин курьер привез шесть больших картонных коробок с копиями свидетельских показаний, собранных обвинением. Весь материал расследования, в соответствии с законом, с «Биллем о правах». Курьер позвонил снизу, и Хелен велела, чтобы он поднялся наверх. Ему пришлось сделать это дважды — на его ручной тележке все сразу поместить не удалось. Он сложил коробки на пустом столе секретаря, Хелен расписалась в получении, и посыльный удалился. Затем адвокат принялась за изучение документов. В коробках оказалось множество бумаг и дюжины фотографий. И девять новеньких видеокассет. На них имелись аккуратные наклейки с номерами, а сверху лежал листок, сообщавший, что это полные записи камер наблюдения системы безопасности, установленных в гараже независимой, третьей стороной. Хелен взяла кассеты и отложила в сторону. Она заберет их домой и посмотрит на своем видеомагнитофоне. В офисе у нее не было необходимого оборудования.
А в кафе отеля «Марриотт» телевизор имелся — в углу над стойкой, на черном кронштейне, укрепленном на стене. Звук был выключен. Ричер посмотрел рекламу — молодая женщина в прозрачном летнем платье бежала по полю, заросшему дикими цветами. Он не знал, что она рекламирует. Может быть, платье, или макияж, или шампунь, или лекарство от аллергии. Потом показали новости, дневной выпуск. Ричер посмотрел на часы. Ровно двенадцать. Со своего места он прекрасно видел стойку портье. Хаттон не появилась. Пока. Он перевел взгляд на экран. И увидел Энн Янни. Журналистка находилась где-то в городе. Перед входом в отель «Метрополь». Некоторое время она что-то серьезно, но беззвучно говорила, а потом была показана фотография, снятая в призрачном утреннем свете. Переулок. Полицейские барьеры. Бесформенное тело под белой простыней. Затем на экране возникла другая фотография — водительское
