– И вам надо было сохранить свое обмундирование, – заметил Макс.
В Мюнхене Стас заставил Аркадия взять у него сотню марок. Никогда еще Аркадий не был богаче и никогда не чувствовал себя беднее.
Они проехали мимо освещенных прожекторами руин церкви Памяти кайзера Вильгельма. Позади вырисовывалась стеклянная башня, увенчанная эмблемой «Мерседеса». Макс свернул с бульвара и направился по темной магистрали вдоль канала. Несмотря на это, внутренний компас Аркадия начал действовать. Они еще не доехали до Фридрихштрассе, а он уже совершенно определенно знал, что они находятся в восточной части Берлина.
Макс свернул на спуск к гаражу. При въезде в гараж автоматически включился свет. Запах сырого цемента, подобно запаху хлора в бассейне, ударил в ноздри. Со стен свисали на проволоке коробки электроарматуры.
– Давно построили? – спросил Аркадий.
– Еще достраивают, – ответил Макс.
Ирина сказала:
– Можешь мне поверить, ни одна душа не будет знать, что ты здесь.
Макс открыл ключом лифт. В кабине были хрустальные бра. Паркетный пол отциклевать еще не успели. Макс нес баул с ночными принадлежностями Ирины. Аркадий со своим саквояжем чувствовал себя подмастерьем, несущим сумку с инструментом.
Они остановились на четвертом этаже, и Макс открыл дверь в друхъярусную квартиру из жилой комнаты и антресолей.
– Всего лишь студия. Боюсь, еще не меблирована, но электричество и водопровод действуют, и никакой квартплаты, – он церемонно вручил Аркадию ключ от дверей. – Мы двумя этажами выше.
– Главное, – сказала Ирина, – что здесь ты будешь в безопасности.
– Благодарю, – ответил Аркадий.
Макс подтолкнул Ирину в лифт. Ему досталась она, а это было побольше обычного выражения благодарности.
«У ключа свежеотштампованные острые зазубринки, – подумал Аркадий, – идеально подходящие для того, чтобы открыть сердце, если прилежно потрудиться им между ребрами».
В комнате не было ни кровати, ни постельного белья, ни стульев, ни шкафа. Сухие стены без швов соединялись с полами твердого дерева. Ванная – сплошные изразцы – блестела, словно хорошо вычищенные здоровые зубы. На кухне стояла плита, но посуды никакой. Если бы было с собой что поесть, то пришлось бы разогревать на ладонях, держа над огнем.
Каждый шаг отдавался гулким эхом. Ему хотелось услышать звуки двумя этажами выше. В Мюнхене его страшила возможность, что Ирина спит с Максом. Теперь, над головой, это было несомненным фактом. На что похожа квартира Макса? Глядя на свою квартиру, Аркадий рисовал отделку стен, глянец полов. Остальное дополнялось игрой воображения.
Он спрашивал себя, не лучше ли было остаться в Мюнхене.
Мог бы себе позволить роскошь решать все самому за себя, примерять ботинки, не спеша изучать меню, выбирая между красной и черной икрой.
Нет, он должен был ехать в Берлин. Если бы не поехал, потерял бы Ирину, не говоря уже о Максе. А так он держал их обоих в поле зрения. Короче, от всего этого испытывал чувство, которое сродни чувству гордости, переполняющему человека от того, что у него на шее длинная веревка.
Лифт был заперт. Аркадий по запасной лестнице спустился в гараж, с усилием раздвинул дверь и вышел на улицу.
Хотя Фридрихштрассе была одной из главных улиц, уличные фонари светили тускло, не ярче, чем огни на обочинах. Кроме него, на улице никого не было. Все, кто не спал, были на Западе.
Он отыскал глазами иглу телебашни и сразу определил, что Александерплатц справа от него, а Западный Берлин – слева. Оставшийся в памяти план города устарел лет на десять, но ни один крупный город в Европе за последние сорок лет не менялся так медленно, как Восточный Берлин. Преимущество советского образа жизни состояло в том, что строительство и сфера обслуживания сводились до минимума, так что у советских граждан в этом отношении, как правило, была отличная память.
Берлин, в отличие от Мюнхена, был для Аркадия новым местом. В свое время его военные обязанности состояли в том, чтобы день за днем вести радиоперехват английских и американских патрулей, передвигавшихся через Тиргартен к Потсдамер Платц, вдоль Штеземанн и Кох к контрольному пункту «Чарли», затем к Принценштрассе и обратно. Он следил за ними с момента, как они покидали свой гараж. Это был и его ежедневный маршрут.
Как бы быстро Аркадий ни шел, на сердце все равно скребли кошки. Ревность гигантскими шагами тенью шла впереди него, то сжимаясь у очередного столба, то вновь вырываясь вперед.
На Унтер-ден-Линден высились, как и подобает советской архитектуре, массивные и одновременно хрупкие здания учреждений. Самым высоким сооружением было советское посольство. «Трабанты», стоявшие вдоль улицы, были припаркованы носами к тротуару. Под липами передвигались человеческие фигуры. Какой-то мужчина шагнул вперед и, словно вопросительный знак, поднял руку с сигаретой. Аркадий поспешил прочь, удивляясь, что в глазах других он выглядел вполне прилично.
Он приближался к залитым светом прожекторов Бранденбургским воротам со знакомыми очертаниями Колесницы Победы, когда перед ним внезапно открылось широкое травяное поле, над которым мерцали крупные звезды. Это был не парк, а протянувшаяся с севера на юг гряда небольших зеленых холмов. Легкий ветерок разносил над ними стрекот насекомых. Первым побуждением было шагнуть назад. «Так это же то место, где стояла Стена», – подумал он. Все равно что сказать себе: «Это же то место, где стояли пирамиды».
По сути дела, по обе стороны ворот возвышались две стены, зажавшие их между собой, словно кусочек Греции. Так что ворота как таковые были не воротами, а замыкающей частью сооружения, причем обзор по обе их стороны был наглухо закрыт. Кроме того, здесь была разровненная ничейная полоса с круглыми и
