Прижимая сумку к груди, Аркадий открыл холодильник. Бутылка с кефиром заросла чем-то похожим на мох. Из нее дурно пахло. Он захлопнул дверцу.
– Интересно, Минин, каким образом овладение этой картиной будет служить гарантией выполнения почетного задания партии?
– Картина принадлежит партии.
– В какой-то мере да. Так будете нажимать на спусковой крючок или нет?
Пистолет-пулемет повис на груди Минина.
– Неважно, убью я тебя или нет. Сегодня ты уже мертвец.
– Работаешь вместе с Кимом? Не смущает, что приходится разъезжать вместе с убийцей-маньяком? – Минин не ответил, и Аркадий обернулся к Киму: – А тебя не смущает, что катаешься вместе со следователем? Одному из вас должно быть неудобно, – Ким улыбнулся, а Минин даже вспотел от злости. – Я всегда спрашивал себя, Минин, что ты против меня имеешь? Что тебе не нравится?
– Твой цинизм.
– Цинизм?
– В отношении партии.
– Ну и ну, – оказывается, у Минина была своя точка зрения.
– Я думал: «Старший следователь Ренко – сын генерала Ренко». Думал, ты станешь героем. Считал честью работать плечом к плечу с тобой, пока у меня не открылись глаза и пока я не увидел, какая ты продажная тварь.
– Каким же образом?
– От нас требовалось расследовать дела преступников, а ты всегда направлял расследование против партии.
– Так получалось.
– Я следил, не получал ли ты денег от мафии.
– Не получал.
– Верно, не получал. Но раз тебе наплевать на деньги, от этого ты еще продажнее.
Аркадий сказал:
– Я теперь другой, и мне нужны деньги. Зови Альбова.
– Кто такой Альбов?
– Или я уйду с картиной и плакали ваши пять миллионов долларов.
Минин промолчал. Аркадий пожал плечами и направился к двери.
– Погоди, – сказал Минин. Он подошел к висевшему в прихожей телефону, набрал номер и вошел с трубой в комнату. Аркадий обследовал книжную полку и снял с нее «Макбета». Пистолет, который должен был находиться позади Шекспира, исчез.
Наконец-то Минин испытал удовлетворение.
– Я заходил сюда, когда ты был в Германии. Все обыскал.
Кто-то, видимо, подошел к телефону, потому что Минин скороговоркой объяснял в трубку, что Аркадий упирается. Потом поднял глаза:
– Покажи картину.
Аркадий достал картину из сумки и наполовину вытащил ее из пластиковой обертки.
– Тут ошибка, – сказал Минин в трубку. – Это не картина, а холст. Он красный, – у него вдруг полезли вверх брови. – Это она? Вы уверены? – он протянул трубку Аркадию, который взял ее только после того, как убрал полотно обратно в сумку.
– Аркадий?
– Макс! – ответил Аркадий таким тоном, словно они не виделись много лет.
– Я рад слышать ваш голос и, разумеется, очень доволен, что вы привезли картину с собой. Мы говорили с Ритой, она очень расстроена и уверена, что вы собирались передать ее немецкой полиции. Вы бы могли остаться в Берлине. Что заставило вас вернуться?
– Я бы попал в тюрьму. Полиция разыскивала меня, а не Риту.
– Верно. Боря действительно вас подставил. Уверен, что и чеченцы очень хотели бы знать ваше местонахождение. Вы очень умно сделали, что вернулись.
Аркадий спросил:
– Где вы находитесь?
Макс ответил:
– Положение нынче такое, что мне не хотелось бы широко сообщать об этом. Откровенно говоря, я беспокоюсь за Родионова и его друзей. Надеюсь, им хватит решимости быстрее покончить с этим делом, потому что чем дальше они будут выжидать, тем больше прольется крови. Ваш отец уже давным-давно смел бы защитников Белого дома, верно?
– Верно.
