– Какого еще радио?
– Я его купил, чтобы слушать. А ты забываешь его принести.
– Зайди ко мне и забери.
«Не стоять же весь день у мотоцикла, – подумал Аркадий. – Нас уже давно заметили».
Яак сказал:
– У меня пистолет, так что я иду.
– При появлении постороннего он побежит оттуда. Раз у тебя пистолет, ты останешься и задержишь его здесь.
Аркадий подошел к ступенькам. Женщины глядели на него, как на пришельца из другой галактики. Он попробовал улыбнуться. Нет, улыбки здесь были не в счет. Он бросил взгляд на песочницу. Там никого не было: детишки гонялись за тополиным пухом. Глянул в сторону Яака. Тот сидел на мотоцикле и смотрел на дом.
Аркадий прошел вдоль дома, обнаружив вскоре ступени, ведущие вниз, к железной двери. Дверь была не заперта. За ней было темно, как в преисподней. «Ким! Михаил Ким! Выйди! Поговорить нужно!» – крикнул он.
В ответ глубокое молчание. «Слышно даже, как растут грибы», – подумал Аркадий. Ему не хотелось входить в подвал. «Ким!» – позвал он еще раз. Ощупав вокруг себя стены, Аркадий наткнулся на цепочку. Потянул за нее. Тусклым светом зажглась дюжина лампочек, висящих на проводе, прибитом прямо к балкам, – не столько освещение, сколько ориентиры в темноте. Нагнувшись, Аркадий шагнул вперед, наклонился и оказался как бы в лодке на мелководье.
От пола до потолка было метра полтора, а местами и меньше. Это был лаз в туннель, проложенный поверх открытых труб и вентилей. Над головой скрипела, словно корабль, нижняя часть дома. Он снял с лица паутину и задержал дыхание.
Клаустрофобия – старая спутница такого рода прогулок. Главное – передвигаться от одного крошечного трепещущего огонька к другому. Дышать ровнее. Не думать о давящей на плечи тяжести здания, о низком качестве строительства, о том, что туннель похож на разрушающуюся могилу.
У последней лампочки Аркадий протиснулся сквозь второй лаз и увидел, что стоит на четвереньках в низкой комнате без окон, тщательно оштукатуренной, покрашенной и освещенной люминесцентной лампой. На полу – матрацы, штанги, эспандеры. Самодельные штанги были изготовлены из стальных колес с грубо вырубленными отверстиями под стержень. Эспандерами служили изогнутые ленты листовой стали с проволочными кольцами. В стену было вделано зеркало в полный рост, рядом – фотография Шварценеггера. С потолка на цепи свисала боксерская груша. Резко пахло потом и тальком.
Аркадий поднялся на ноги. Дальше находилась вторая комната со скамьями и гирями на блоках. На матраце были разбросаны книги по бодибилдингу и диете. На одной из скамей кто-то оставил следы грязи и отпечаток резиновой подошвы. Над скамьей к потолку был прикреплен металлический лист. На стене имелся выключатель. Аркадий выключил свет, чтобы не обнаруживать себя, стал на скамейку, приподнял лист и отодвинул его в сторону. Он уже начал было подниматься, как в голову уперся пистолет.
Было довольно темно. Голова Аркадия наполовину находилась над поверхностью пола под лестницей подъезда. Скамья, на которой он недавно стоял, была теперь за тысячу верст от него. Ноги болтались в воздухе. Он разглядел трехколесный велосипед без колес, горы пустых сигаретных пачек и презервативов в углу. Продолжением пистолета оказался Яак.
– Ты меня напугал, – промолвил эстонец, отводя пистолет.
– Неужели? – Аркадий почувствовал неприятную легкость в теле.
Яак вытащил его наверх. Подъезд выходил на улицу, со стороны дома, противоположной той, где они находились вначале. Аркадий прислонился к почтовым ящикам. Здесь, как и везде, они обгорели. Лампочка в подъезде была, разумеется, разбита. «Неудивительно, что убивают», – подумал Аркадий.
Яак стоял в смущении.
– Ты как сквозь землю провалился, и я пошел кругом, чтобы посмотреть, нет ли другого входа. Тут ты как раз и выскочил.
– Больше этого не делай.
Яак сказал:
– Тебе нужно было бы взять пистолет.
– Если бы я его взял, мы бы ухлопали друг друга.
Когда они вышли на улицу, у Аркадия все еще кружилась голова.
– Давай все-таки последим за мотоциклом, – предложил Яак.
Когда они обошли вокруг дома, роскошного мотоцикла Кима там как не бывало.
Милиция отбуксировывала разбитые машины на площадку у Южного порта, расположенную поблизости от металлических прессов и автозаводов Пролетарского района. С машин обдирали все, что еще можно было как-то использовать. В результате оставались одни скелеты, которые, как засохшие цветы, несли в себе что-то от былого достоинства автомобилей. С площадки открывался вид на южную часть Москвы: не Париж, конечно, но все же в ней была своя прелесть – заводские трубы изредка перемежались с блестевшими на солнце куполами церквей.
Вечернее небо еще светилось. Аркадий нашел Полину в дальнем конце площадки. Она орудовала кистью, жестянками с краской и дощечками, расстегнув плащ, – уступка ласковому, теплому вечеру.
– Ваше послание показалось мне срочным, – сказал Аркадий.
– Думаю, что вам стоит посмотреть.
– Что? – Аркадий огляделся.
