задержали?
– Нет.
Последовала пауза, затем голос исправил свою ошибку:
– Я хотел сказать: «Как это случилось?».
– Убили. В колхозе.
– С кем я говорю? – безукоризненное произношение само по себе было необычным – словно береза, покрытая заграничным лаком.
– Произошло осложнение, – сказал Аркадий.
– Какое осложнение?
– Сыщик.
– Кто это?
– Разве вы не хотите знать, как он погиб?
На другом конце наступила пауза. Аркадий, казалось, слышал, как напряженно думали на том конце.
– Я знаю, кто это.
Телефон замолк, но Аркадий успел узнать голос Макса Альбова. Пусть они виделись всего час, но это было недавно и в присутствии Пенягина.
Он набрал другой номер, словно рыболов, забрасывающий ночью крючок в темную воду в ожидании, когда же клюнет.
– Алло! – на этот раз была женщина – голос нисколько не сонный, наоборот, старается перекричать телевизор.
– Я звоню насчет Пенягина.
– Секунду!
Ожидая, Аркадий слышал, как какой-то американец рассказывал какую-то скучную историю, перемежаемую взрывами и стрельбой.
– Кто это? – к телефону подошел мужчина.
– Альбов, – ответил Аркадий. Он не то чтобы говорил так же гладко, как журналист, но удачно подражал его интонациям. К тому же ему помогал шум на другом конце провода. – Пенягина нет.
– Зачем ты звонишь?
– Там возникли проблемы, – сказал Аркадий.
– Не придумал ничего хуже, чем позвонить. Удивляюсь: такой тертый мужик – и на тебе! – голос твердый, с юморком и самоуверенностью удачливого руководителя. – Не надо паниковать в середине игры.
– Я беспокоюсь.
Послышался щелчок удачно посланного мяча, взрыв аплодисментов и восторженные крики «банзай!». Теперь Аркадий мог представить картину бара, выкрашенного в цвета «Мальборо», и довольных игроков в гольф. Слышался звон кассового аппарата и – чуть тише – отдаленные позвякивания игральных автоматов. Он мог также представить начинающего уже беспокоиться Борю Губенко, прикрывающего ладонью трубку.
– Что сделано, то сделано, – сказал Боря.
– А как насчет сыщика?
– Кому-кому, а тебе-то известно, что этот разговор не для телефона, – разозлился Боря.
– Что дальше? – спросил Аркадий.
Была глубокая ночь. Из телевизора доносился голос американского диктора Аркадий почти ощущал теплый свет экрана, однообразие международных новостей, которые должны повсюду сопровождать бизнесменов. «Когда-то спасти Россию собирались американцы. Потом собрались спасать Россию немцы. Кто бы на этот раз ни собрался спасать Россию, он не минует Бориного гольф-клуба, – подумал Аркадий. – Японцы всегда уходят последними, обычно говорит он».
– Что будем делать? – повторил Аркадий.
Слышно было, как вновь ударили по мячу. Отскочил ли он от одного из стоящих в цехе деревьев или же, посланный умело, летит далеко, к задней стене из зеленой парусины?
– Кто это? – спросил Боря и повесил трубку.
И оставил Аркадия… ни с чем. Во-первых, Аркадий не записывал разговоры. Во-вторых, что толку из того, если бы и записывал? Он не выудил никаких признаний, ничего такого, чего нельзя было бы объяснить сонным состоянием, шумом, недоразумением, плохой связью. Что из того, что у Пенягина были номера их телефонов? Ведь Альбова представили как одного из друзей милиции, а Борин гольф-клуб охранялся милицией. Что из того, что Альбов и Губенко знакомы? Оба они – общительные жители новой Москвы, не отшельники. Аркадий ничего не мог доказать, кроме того, что Яак попал в колхоз в связи с делом Розена, что его убили и что эстонец найден в одном автомобиле с Пенягиным. Он же, Аркадий, запорол дело Розена, не поймал Кима, а все собранные им улики в данный момент захватил Минин.
Зато, пусть Яака нет в живых, но он был хорошим сыщиком. Аркадий просмотрел все ящики столов, заглянул под них, а потом достал большой ключ Яака. У каждого тайного сыщика был свой сейф – запертое на замок хранилище результатов его работы. Аркадий поочередно пробовал открыть ключом каждый из четырех допотопных сейфов, пытаясь нащупать секретное устройство, пока наконец последний замок не