— Например?
— Она утверждает, что политические комиссары находились в окопах вместе с простыми солдатами. И что ее зачали в горном шурфе под старой шинелью образца Второй мировой. Чушь! Советские комиссары всегда держались как можно дальше от боевых действий. Торчали где-нибудь в штабе.
— А вам-то это откуда известно?
— Вы прекрасно знаете откуда. Мы готовились воевать с Советским Союзом в Европе. И верили, что победим. Мы ожидали, что миллионы русских окажутся у нас в плену. Военную полицию специально учили, как обращаться с таким количеством пленных. Руководство возлагалось на 110-е следственное спецподразделение. Мы знали о Советской армии больше, чем о собственных Вооруженных силах. Разумеется, мы знали, где искать комиссаров. Нам предписывалось уничтожать их на месте без всякой пощады.
— Хорошо, если эта девушка действительно журналистка, то какая конкретно?
— Вероятнее всего, телевизионная.
— Страна?
— Украина.
— Ракурс?
— Исследование, история плюс обыкновенный человеческий интерес.
— Но зачем? Ради чего? Поставить нас в неловкое положение?
— Не нас. Думаю, они хотят скомпрометировать русских. Между Россией и Украиной сейчас довольно напряженные отношения. Мне кажется, они хотят сказать: смотрите, какая плохая эта большая Москва, как она бросает в беде бедных беспомощных украинцев.
— Почему же этот репортаж до сих пор не снят?
— Им нужны факты, — ответил я.
— И они их получат?
— От вас? Вряд ли. А кроме вас никто ничего не знает наверняка. Сьюзан Марк не успела сказать им ни «да» ни «нет». Так что завеса снова опущена. Я дал им совет: забыть обо всем и возвращаться домой.
Сэнсом молча кивнул. Лицо его едва заметно покраснело.
— И что вы теперь обо мне думаете? — спросил он.
— Я думаю, вы должны были выстрелить им в голову.
Он немного помедлил:
— У нас не было оружия с глушителем.
— Отнюдь, — возразил я. — Вы как раз завладели им.
— А как же правила боя?
— К черту правила. Советы не таскали за собой криминалистические лаборатории.
— Так что вы все-таки обо мне думаете?
— Я думаю, вам не следовало передавать пленных моджахедам. Именно на это, похоже, собиралось напирать украинское телевидение, если бы репортаж вдруг вышел в эфир. Поставить вас лицом к лицу с пожилой женщиной и задать прямой вопрос: почему?
Сэнсом пожал плечами:
— Жаль, что этого никогда не будет. Потому что на самом деле мы никому их не передавали. Мы просто отпустили их. Это был обдуманный риск. Они потеряли свою винтовку. Разумеется, все решили бы, что она попала в руки врага. А это несмываемый позор и пятно на всей роте. Мы знали, что русские до смерти боятся своих командиров и комиссаров. И эти двое лезли бы из кожи вон, пытаясь доказать правду: что это были американцы, а не афганцы. Но их правда звучала бы как жалкая отговорка. Им все равно не поверили бы. Так что я спокойно отпустил их обоих.
— И что же было дальше?
— Полагаю, им было страшно возвращаться к своим. И они бродили вокруг, пока не напоролись на кого-то из местных. Григорий Хоц был женат на политическом комиссаре. Он потерял голову от страха. Именно это его и убило.
Я промолчал.
— Я не хочу никого ни в чем переубеждать, — продолжал Сэнсом. — Вы абсолютно правы насчет напряженности между Россией и Украиной. Но между Россией и нами напряженность ничуть не меньше. Особенно сейчас. И если история с Коренгалом всплывет наружу, будет очень большой скандал.
На столе Сэнсома зазвонил телефон. Его секретарша. Я слышал ее голос из трубки.
— Мне нужно идти, — извинился конгрессмен. — Я попрошу, чтобы вас проводили к выходу.
Он вышел из кабинета. Спрингфилд тоже куда-то делся. Я остался один. Никто за мной не приходил.
Через минуту я встал и подошел к стене за столом Сэнсома. Я вглядывался в фотографии. Считая лица, которые узнавал. Четыре президента, девять политиков, пять спортсменов, два киноактера, Дональд Рамсфелд, Саддам Хусейн, Элспет, Спрингфилд.
Плюс кое-кто еще.
На всех снимках, явно сделанных после очередной победы на выборах, рядом с Сэнсомом широко улыбался один и тот же человек. Вероятно, начальник его избирательного штаба.
Мужчина скалил белые зубы, но взгляд его оставался холодным. Взгляд профессионального игрока.
Я уже знал, кто сидел до меня в кабинете конгрессмена.
Я знал начальника его избирательного штаба. Я видел его раньше. В слаксах и рубашке для гольфа, в ночном поезде нью-йоркской подземки маршрута номер 6.
Но тут за мной пришли, и через две минуты я вновь стоял на Индепенденс-авеню. Четырнадцать минут спустя я уже ждал ближайшего поезда Вашингтон — Нью-Йорк. А еще через пятьдесят восемь минут сидел в вагоне, наблюдая за исчезавшим за окном городом. В этот момент я уже знал все, что мне только предстояло еще узнать. Но я не знал, что знаю это. По крайней мере, тогда.
Глава 6
Когда поезд прибыл на Пенсильванский вокзал, было уже довольно поздно. Я перекусил в кафе через дорогу от того места, где мы завтракали с Джейкобом Марком. И направился в 14-й участок.
Ночная смена уже началась. Ли и ее напарник Догерти оказались на месте. В помещении было тихо — так, словно из него высосали весь воздух. Или как после дурных известий.
Я прошел в глубину зала. Догерти разговаривал по телефону. Тереза Ли подняла на меня взгляд:
— Я сейчас не в том настроении.
— Для чего?
— Для Сьюзан Марк. — Помедлив, она вздохнула: — Что у вас?
— Я знаю, кто был пятый пассажир.
— В вагоне было четверо пассажиров.
— Ага. А Земля плоская, и Луна сделана из сыра.
— Этот ваш мнимый пассажир совершал какое-нибудь преступление между 30-й и 45-й улицами?
— Нет, — ответил я.
— Значит, дело остается закрытым.
Догерти повесил трубку и посмотрел на напарницу.
— Что случилось? — спросил я.
Ли снова вздохнула:
— Массовое убийство. На территории 17-го участка. Тяжелый случай. Четыре трупа, мужчины, под магистралью ФДР, забиты до смерти.
— Молотками, — добавил Догерти.
— Кто они? — спросил я.
