— Неизвестно, — ответил Догерти. — Похоже, для этого и нужны были молотки. Лица — сплошная каша, зубы выбиты, пальцы на руках расплющены.
— Старые, молодые, черные, белые?
— Белые, — сказал Догерти. — Не старые. В костюмах. С фальшивыми визитками в пиджаках.
Телефон на его столе снова зазвонил. Догерти снял трубку. Я повернулся к Ли:
— Вам придется возобновить дело Сьюзан Марк.
— С какой стати?
— С такой, что те четверо — частные детективы, нанятые Лилей Хоц.
— Вы кто? — усмехнулась она. — Телепат?
— Я встречался с ними дважды.
— Нет оснований полагать, что вы встречались именно с этими людьми.
— Они дали мне одну из своих фальшивых визиток.
— Такие визитки используют все подряд.
— Они называли имя Лили Хоц.
— Нет, некие личности называли вам ее имя. В Нью-Йорке полно частных детективов. И все они на одно лицо и занимаются одним и тем же.
— Они также упоминали имя Джона Сэнсома. Кстати, они были первыми, от кого я его услышал.
— И что? Может, это были его люди, а не Лили? У Сэнсома вполне достаточно оснований, чтобы подключить к этому делу своих людей, разве нет?
— Начальник его штаба ехал в том поезде. Он-то и был пятым пассажиром.
— Вот видите.
— И вы ничего не собираетесь предпринять?
— Я передам вашу информацию в 17-й участок.
— То есть вы не будете возобновлять дело?
— Нет, пока не услышу о преступлении по эту сторону Парк-авеню.
Я понял, что дальнейший разговор не имеет смысла.
— Я отправляюсь во «Времена года», — попрощался я.
В вестибюле было тихо. Я уверенно прошел к лифту и поднялся на этаж Лили. Перед дверью в люкс я остановился.
Дверь была на дюйм приоткрыта.
Выждав пару секунд, я постучал. Никто не ответил. Я толкнул дверь и прислушался. Ни звука.
Я вошел в номер. В гостиной было пусто. Пусто, в смысле безлюдно. Как в номере, из которого выписались.
В спальнях та же картина. Шкафы были пустыми.
Я вышел обратно в коридор. Спустился на лифте и подошел к портье. Мужчина за стойкой вопросительно взглянул на меня и спросил, может ли он чем-то помочь. Меня интересовало точное время, когда Светлана и Лиля Хоц выписались из гостиницы.
— Как вы сказали, сэр? — переспросил он.
— Светлана и Лиля Хоц, — повторил я.
Мужчина нажал какие-то кнопки на клавиатуре, покрутил колесиком мыши вверх-вниз и пожал плечами:
— Сожалею, сэр, но у нас не было таких постояльцев.
Я подсказал ему номер люкса. Он нажал еще пару кнопок:
— Этот люкс не используется уже неделю.
Я начинал терять терпение.
— Я сам был в нем вчера. И он очень даже использовался. А сегодня я лично встречался с его постояльцами, здесь, в баре гостиницы. Проверьте подпись на счете.
Мужчина снял трубку, набрал номер и попросил, видимо бармена, проверить счета, выписанные на номера гостей. Никто ни на кого ничего не выписывал.
В этот момент сзади послышались тихие звуки. Шарканье подошв по ковру, хрип сдерживаемого дыхания, вздох проходящей сквозь воздух ткани. И легкий щелчок металла. Я повернулся. Прямо передо мной полукругом стояли семеро. Четверо из них были в форме патрульных. И трое уже знакомых мне федералов.
В руках у полицейских были дробовики.
У федералов — нечто совсем другое.
Семь человек. Семь стволов. Дробовики — «Франчи СПАС-12». Из Италии. Далеко не табельное оружие нью-йоркской полиции.
Двое федералов сжимали в руках пистолеты. «Глок-17», калибр девять миллиметров. Австрийские, угловатые, легкие и очень надежные.
Третий — по всей видимости, старший — держал оружие, которое я видел всего раз в жизни: по телевизору, на канале «Нэшнл джиографик». Документальный фильм о живой природе. Гориллы. Группа исследователей-зоологов выслеживала крупного самца-доминанта. Они хотели вставить в ухо гориллы серьгу с радиомаячком. Животное весило около пятисот фунтов. Они усыпили его дротиком со снотворным, выпущенным из пистолета-транквилизатора.
Именно такой штуковиной целил в меня сейчас старший из федералов. Пистолет- транквилизатор.
Люди с «Нэшнл джиографик» всячески убеждали зрителей, что эта процедура абсолютно гуманна. Дротик представлял собой миниатюрный конус с оперением и древком из хирургической стали. Острие венчала стерильная керамическая ячейка, пропитанная анестетиком. Через восемь секунд гориллу уже шатало, а через двадцать самец впал в кому. Чтобы через десять часов проснуться в отличном здравии. Но горилла весила в два раза больше меня.
Ствол пистолета смотрел мне точно в бедро. В дальнем углу вестибюля топталась бригада «скорой». С каталкой наготове.
Старший выстрелил. Из пистолета-транквилизатора. Я услышал выхлоп сжатого газа и ощутил острую боль в бедре.
Я посмотрел вниз. Из штанины торчал оперенный черешок. Я вытянул его. Стальное древко было измазано кровью. Но кончик исчез: жидкость растекалась внутри меня. Все семеро точно скользнули куда- то вбок. Край конторки ударил меня в плечо. Либо она вдруг выросла, либо это я съезжал вниз. Я пытался отсчитывать секунды. Мне хотелось дойти до девяти. Я хотел перещеголять гориллу.
Мой зад встретился с полом. Взгляд на миг прояснился, в глазах завертелся вихрь ярких серебристых фигур. Сменившийся чередой каких-то безумных снов. Лишь позже я сообразил, что начало снов стало точкой, когда я официально отключился.
В конце концов я вынырнул на поверхность. Я лежал на узкой кровати. Кисти и лодыжки стягивали пристегнутые к рейкам пластиковые наручники. Я был по-прежнему полностью одет, только без ботинок. Я пошевелил пальцами ног. Затем бедрами. В карманах было пусто. Кто-то опустошил их, пока я спал.
Подбородком я поскреб о рубашку. Щетина. Примерно восьмичасовая. Горилла с «Нэшнл джиографик» продрыхла десять. 1:0 в пользу Ричера.
Я снова приподнял голову. Я находился в клетке, а клетка — в какой-то комнате. Без окон. Яркий электрический свет. Ряд из трех новехоньких стальных клеток, скрепленных точечной сваркой, внутри большого и старого кирпичного помещения. Каждая клетка была площадью примерно восемь на восемь футов и столько же в высоту. Вместо крыши — стальные прутья, такие же, как и с боков. Основанием каждой клетки служил стальной лист. По краям листы загибались вверх — получалось что-то вроде поддона глубиной в дюйм. Никаких болтов. Клетки не были прикреплены к полу.
Я находился в центральной клетке. Из мебели — лишь кровать, к которой я был привязан, и туалет. Ничего более. Остальные клетки выглядели точно так же. От каждой по полу комнаты тянулись длинные выемки. Три узкие канавки, недавно выдолбленные и сглаженные свежим бетоном. Канализационные трубы для туалетов, решил я, плюс водопровод к умывальникам.
