Запрещенный во всех пятидесяти штатах — если только вы не военный и не сотрудник правоохранительных органов, коим я в данный момент не являлся. Большим пальцем я нажал спуск — лезвие молниеносно выскочило из рукоятки. Обоюдоострый клинок, копьевидное острие. Четыре дюйма длиной.
Я закрыл нож и положил рядом с ПП.
В сумке оказалось еще две вещи. Черная кожаная перчатка — на крупную левую мужскую руку. И моток черной изоленты. Я положил все в ряд с ПП, магазином с патронами и ножом.
Тридцать минут спустя, одетый, обутый и экипированный, я сидел в вагоне поезда R нью-йоркской подземки.
Поезда R оснащены вагонами старой модели — со скамейками, обращенными вперед и назад по ходу движения. Но я сидел на боковой, один. Было два часа ночи. Поезд ехал на юг.
Я вышел на «34-й», сел на скамью в вестибюле станции и еще раз мысленно прошелся по своим теориям. Я прокрутил урок истории от Лили Хоц:
Первая — фанатизм. Идеологические организации не могут себе позволить мыслить рационально. Стоит лишь начать рассуждать трезво, и все их идеи развалятся как карточный домик.
И второе — любой план отхода неизбежно несет в себе семена краха. Шестьсот агентов патрулируют улицы. Я мог поклясться, что они ничего не найдут. Поскольку планировщики там, в горах, слишком хорошо знают, что единственный безопасный маршрут — это тот, которого в планах нет.
Поэтому сейчас Хоцы за бортом. Со всей своей бандой из тринадцати человек. Одни и без всякой поддержки. Они — в моем мире.
Телефон в кармане завибрировал. Я открыл крышку.
— И где ты? — спросила Лиля Хоц.
— Я не могу вас найти, — ответил я.
— Я знаю.
— Поэтому предлагаю сделку. Сколько у тебя наличных?
— Флешка у тебя?
— Я могу точно сказать тебе, где она.
— Но в данный момент у тебя ее нет?
— Нет.
— Тогда что ты показывал нам в отеле?
— Пустышку.
— Пятьдесят тысяч долларов.
— Сто.
— У меня нет таких денег.
— Вам все равно конец, — сказал я. — Неужели тебе не хочется умереть победителем?
— Семьдесят пять.
— Семьдесят пять, и вся сумма сегодня ночью.
— Шестьдесят.
— Договорились.
— Где ты сейчас? — спросила она.
— На окраине, — соврал я. — Но я готов встретиться на Юнион-сквер. Через сорок минут.
— Там безопасно?
— Вполне.
— Я буду, — сказала она.
— Но только ты, — предупредил я. — Одна.
Телефон отключился.
Я прошел два квартала до северного конца парка Мэдисон-сквер и сел на скамейку. Выудил из кармана визитку Терезы Ли. И набрал номер ее сотового.
— Это Ричер, — сказал я. — Ты говорила, чтобы я звонил в любое время, когда мне понадобится помощь.
— Чем я могу помочь?
— Передай парням из вашего антитеррористического отдела, что через сорок минут на Юнион-сквер ко мне подойдут от минимум двух до максимум, вероятно, шести людей Лили Хоц. Скажи, что их можно брать. Но чтобы меня не трогали.
— Приметы?
— Ты ведь заглянула в сумку? Прежде чем принести ее?
— Конечно.
— Значит, ты видела их фото.
— Где конкретно на Юнион-сквер?
— Думаю, где-то на юго-западном углу.
— Зачем ты встречаешься с ее людьми?
— Я заключил с ней сделку. Но она не придет. Она решила перехитрить меня и пошлет вместо себя кого-нибудь из своих. Чем больше вы возьмете сейчас, тем меньше мне останется на потом. Мне не хотелось бы убивать их всех.
— Совесть?
— Нет. Простой расчет. У меня всего тридцать патронов.
Через девять кварталов я вышел на Юнион-сквер. Для начала я обошел вокруг площади, а затем пересек ее дважды по разным диагоналям. Ничего подозрительного. Я сел на скамейку рядом со статуей Ганди и приготовился ждать.
За двадцать минут до условленного срока я увидел, как подтягивается полицейский спецназ. Спецотряд по противодействию терроризму. Они прибывали в видавших виды седанах и конфискованных мини-вэнах с царапинами и вмятинами на кузове. Я насчитал шестнадцать человек, но был готов признать, что мог пропустить еще четверых или пятерых. Не знай я, что к чему, можно было подумать, что у какой- нибудь секции боевых искусств только что закончилась поздняя тренировка. Парни были все как на подбор: молодые, в хорошей форме и двигались как тренированные атлеты. У каждого — спортивная сумка.
Я видел, что они опознали меня. И слились с пейзажем.
За десять минут до условленного срока я был еще полон оптимизма. За пять — уже нет.
Потому что нарисовались федералы.
Я вытащил мобильник и нажал зеленую кнопку — последний набранный номер. Ли ответила сразу.
— Здесь федералы, — сообщил я. — Как это может быть?
— Либо они прослушивают разговоры нашей диспетчерской, либо кто-то из наших ищет работу поперспективнее.
— Кто важнее в сегодняшней операции?
— Они. Как всегда. Тебе нужно немедленно убираться.
Я закрыл телефон и сунул назад в карман. Восемь человек из блестящих «фордов» скрылись в тени. На площади стало тихо.
Я ждал. Две минуты. Три.
Когда истекли тридцать девять из условленных сорока минут, я почувствовал движение справа. Я присмотрелся. Они двигались сквозь тени и тусклый свет. Семь человек.
Отлично. Чем больше сейчас, тем меньше потом.
Плюс мне это польстило. Лиля рисковала более чем половиной отряда, а значит, считала меня крепким орешком.
