пересадку в Стамбуле. Ему пришлось лететь через Лондон и Вашингтон. Их не девятнадцать человек, Ричер. Их двадцать.
Лиля Хоц отодвинулась, и двадцатый вышел из ванной.
Ученые меряют время вплоть до пикосекунд. Одна триллионная доля секунды. Они считают, что за пикосекунду может произойти все, что угодно. Родиться вселенная, ускориться частицы, расщепиться атомы. То, что произошло со мной в те первые несколько пикосекунд, можно описывать долго. Во-первых, я разжал руку и выпустил телефон. К тому моменту, когда он достиг уровня моих плеч, в голове промелькнули строки из телефонного разговора с Лилей. «У тебя всего шесть человек», — сказал я ей. И она уже начала что-то отвечать, но спохватилась. «Нет, у меня их семь», — собиралась сказать она.
Урок пошел ей на пользу. В кои-то веки Лиля не говорила чересчур много. А я не обратил внимания.
Когда телефон достиг уровня моей талии, я уже сосредоточился на двадцатом. Он выглядел точь-в- точь как предыдущие четверо или пятеро. Невысокий, жилистый, черные волосы, кожа в сетке морщин. В руке — пистолет с глушителем. Правша.
Я держал МП-5 в левой. Магазин пуст. Последний патрон — в стволе. Мне хотелось поменять руку.
Но менять руку — это лишних полсекунды. Пятьсот миллиардов пикосекунд. Слишком долго. К тому моменту, когда телефон долетел до моих колен, правая ладонь уже схватила ПП под ствол. Лиля смещалась влево. Последняя пуля врезалась двадцатому точно в лоб. Для левой руки — неплохо. Разве что целил я ему в грудь.
Телефон упал на пол.
Двадцатый с шумом грохнулся оземь.
Лиля нырнула вниз одновременно с ним. В следующий момент она уже стояла с его пистолетом в руке. Еще один «ЗИГ-Зауэр П-220».
«Если Лиля ринулась за стволом, — промелькнула мысль в моей голове, — значит, больше оружия в квартире нет. Из него стреляли минимум трижды, сквозь потолок».
В остатке — максимум шесть патронов. Шесть против ноля.
Лиля навела пистолет на меня. Я навел на нее свой.
Слева раздался голос Светланы:
— Твоя пушка пустая.
Я взглянул на нее:
— Ты говоришь по-английски?
— Причем неплохо.
— Я перезарядил наверху.
— Я вижу отсюда. У тебя переключатель на очередях по три выстрела. Но выстрел был один. Значит, последний.
Мы стояли так, должно быть, целую вечность. По крайней мере мне так показалось. П-220 застыл в руке у Лили, твердой как скала. Между нами — пятнадцать футов. Светлана — в районе кухни.
— Опусти пушку, — приказала она.
— Вам нужна флешка.
— У тебя ее нет.
— Но я знаю, где она.
— Мы тоже.
Я промолчал.
— Как только ты сказал нам, что знаешь, где она, мы стали думать. Ты нас подстегнул. Ты слишком много говоришь, Ричер. Ты сам сделал себя ненужным.
— Опусти, — сказала Лиля. — Имей хоть каплю достоинства. Не стой, как идиот, с пустой пушкой в руках.
Я продолжал стоять.
Лиля опустила руку и выстрелила в пол. Точь-в-точь между мысков моих новых ботинок. Похвально. Она была очень метким стрелком.
Пять патронов в остатке.
Я потянул ремень ПП через голову. От него больше не было никакой пользы.
— Бросай сюда, — велела Светлана.
Я медленно качнул рукой и отпустил МП-5.
— Теперь куртку.
Я скинул куртку и бросил рядом с ПП. Светлана обшарила карманы. Нашла девять патронов и моток изоленты. Патроны она расставила вертикально в ряд на кухонной стойке. Изоленту она пристроила рядом.
— Перчатку, — приказала Светлана.
Я подчинился.
— Ботинки и носки.
Я бросил все это, одно за другим, туда же в кучу.
— Футболку, — велела Лиля.
— Только если ты первая, — ответил я.
Еще одна пуля впилась в пол между моих ног. В остатке — четыре.
— Следующая будет в ногу, — спокойно сказала Лиля.
— Футболку, — повторила Светлана.
Стоя спиной к стене, я стянул футболку и бросил наверх кучи. Несколько секунд Лиля и Светлана разглядывали мои шрамы. Похоже, их это возбуждало. Особенно шрапнельный рубец.
— Теперь джинсы.
Я посмотрел на Лилю:
— По-моему, в твоей пушке пусто.
— Нет, — ответила та. — Еще четыре патрона. Две ноги и две руки.
Я расстегнул пуговицу. Затем молнию. Лягнув, отправил джинсы в общую кучу. Светлана прошлась по карманам. Выложила мой скарб кучкой там же, на стойке.
В комнате стало тихо. Я стоял спиной к стене, в одних белых трусах. За окном было пять утра, город начинал шевелиться.
Светлана собрала ПП, ботинки и одежду в узел и зашвырнула за стойку в кухне. Следом отправились оба стула. Она взяла мой мобильник, отключила его и бросила подальше на пол. Она расчищала место. Жилая часть студии была примерно двенадцать на двадцать футов. Я стоял по центру длинной стены. Лиля сдвинулась к окну слева, не опуская пистолет и не сводя с меня взгляда ни на секунду.
Светлана переместилась к кухне. Я слышал, как открывается выдвижной ящик. Видел, как она возвращается.
С двумя ножами.
Это были длинные орудия мясника. Для потрошения или нарезки филе. Черные рукоятки. Стальные лезвия. Тончайшие режущие кромки. Светлана бросила один Лиле. Свободной рукой та поймала его за ручку. Профессионально. Светлана сместилась в противоположный угол. Они взяли меня в клещи. Лиля — под углом сорок пять градусов слева, Светлана — под тем же углом, но справа.
Повернувшись, Лиля с силой впихнула П-220 глушителем в угол — где фасадная стена встречается с боковой. Большим пальцем она нащупала собачку внизу рукоятки и выбросила обойму вниз. Сам пистолет Лиля откинула в противоположный угол, за спину Светланы. Теперь пистолет и обойма были в двадцати футах друг от друга.
Улыбнувшись, Лиля шагнула вперед. Светлана тоже. Ножи обе держали низко: большой палец сверху рукоятки. Как уличные бойцы. Как профи.
Я не двинулся с места.
— Отсрочка — это хорошо, — сказала Лиля. — Она усиливает предвкушение.
