остановилось, затем двинулось дальше, и в дверях медленно появилась голова монстра. Крил издал звук, похожий на хрип утопающего. Гонсалес смотрел на чудовище, тоже парализованный страхом. Казалось, голова продолжала расти — темная, остроконечная, с массивным костяным гребнем сзади, переходившим в могучие плечи. Гонсалесу никогда прежде не приходилось видеть ничего столь величественного и столь ужасающего.
Голова уже полностью прошла через дверь. Зверь смотрел в сторону Филипса с Марселином. Потом он медленно повернулся и посмотрел на Гонсалеса с Крилом. Желтые глаза словно гипнотизировали сержанта, полностью подчиняя себе его волю. Затем раскрылась пасть, и взгляд Гонсалеса упал на нее. Господи, что же это за…
Внезапно он почувствовал, что вот-вот лишится рассудка. Палец его судорожно дернулся на спусковом крючке.
Хрип, доносившийся из горла Крила, сменился тихим рыданием, а затем перешел в дикий вопль.
И тут чудовище прыгнуло к ним.
Все произошло в одно мгновение. Крил, продолжая кричать, инстинктивно упал на спину, поднимая гранатомет. Филипс и Марселин открыли огонь со своих позиций. Пули оцарапали стену и со свистом срикошетировали над головой Гонсалеса. Он почувствовал, как что-то отшвырнуло его в сторону. Тварь обрушилась на Крила; послышался негромкий хруст, словно кто-то отрывал ногу цыпленку, и бригадир завопил громче, на этот раз от боли. Вскочив на ноги, Гонсалес схватил винтовку и развернулся кругом, прицеливаясь в чудовище. Он сразу же понял, что Крилу уже не помочь. Тварь раздирала его на части, словно тряпичную куклу, разбрызгивая вокруг кровь. Остальные перестали стрелять. Тварь посмотрела на Гонсалеса, и он увидел ее окровавленную морду. В тусклом свете ему показалось, будто уголки пасти приподнялись в некоем подобии улыбки. А потом он бежал, бежал, мимо стеллажей, через дверь, следом за Филипсом и Марселином, через первый зал, через коридор, дальше, дальше…
41
Казалось, время в лаборатории остановилось. Все неотрывно смотрели на Усугука, неподвижно стоявшего возле двери. Его сапоги из тюленьей кожи и парка из шкуры карибу резко контрастировали с металлическими поверхностями приборов и стен.
— Вы? — хриплым от удивления голосом спросил Маршалл. — Вы были сотрудником научной группы?
— Так меня называли, — ответил Усугук.
Сидевший в другом конце комнаты Логан нахмурился.
— В каком смысле?
Усугук долго молчал, поочередно переводя взгляд темных глаз на каждого из присутствующих, затем уставился в какие-то дали, открытые, видимо, лишь его взору.
— Я старый человек, — сказал он. — Могу я сесть?
— Конечно.
Маршалл поспешно подтянул к нему стул. Шаман сел, положив на колени мешочек.
— Я был специалистом, — бесстрастно произнес он. — Военным специалистом. Я вырос в сотне миль от горы. В прежние времена мой народ жил в селении близ Кактовика. Еще ребенком меня взяла к себе семья дяди. Моя мать умерла при родах, а отец умер от голода, когда мне было шесть лет, во льдах, охотясь на карибу. Я рос полным глупцом, куиника. Мне не хотелось сидеть часами с копьем у полыньи, поджидая тюленя. Я не уважал обычаи предков. Я не понимал красоты снега. Через Кактовик раз в год проезжал армейский вербовщик и много чего рассказывал о далеких краях. Я научился вашему языку, был сильным, ловким. И я записался в армию. — Он медленно покачал головой. — Но я знал язык инуитов и язык тунитов. И после полугода учебы в Форт-Блиссе меня отправили на эту базу, назад.
— База тогда действовала? — спросил Маршалл.
— Ахилах, — кивнул тунит. — Вся, кроме северного крыла, которое еще не было закончено, хотя его спешно достраивали. Закапывали ниже уровня снега.
— Зачем? — спросил Логан.
— Не знаю. Это было секретом. Для каких-то опытов с эхолокатором. — Усугук помолчал. — Военные наняли тунитов долбить лед для распорок. Все туниты знали, что гора — дурное место, где обитают злые боги. Но они были немногочисленны и бедны, и им нелегко было отказаться от денег кидлатета — белого человека. Мой дядя там тоже работал. Именно он его и нашел.
— Нашел кого? — спросил Маршалл.
— Курршука, — сказал Усугук. — Клыкастое божество. Пожирателя душ.
Все переглянулись.
— Что из себя представляет этот курршук? — спросил Логан.
— Это тот, кого вы пробудили.
— Что? — подал голос Салли. — То самое существо? Не может быть.
Тунит покачал головой.
— Не то самое. Другое.
Маршалл изумился так, что не мог найти слов. Неужели такое возможно?
На какое-то время наступила полная тишина.
— Продолжайте, — наконец сказал Салли.
— Он был заточен во льду в небольшой расселине близ северного крыла базы, — продолжал Усугук.
— Вероятно, замерз вследствие того же самого феномена, — пробормотал Фарадей.
— Мой дядя сильно разволновался. Он пришел ко мне. И я пошел к полковнику Роузу.
— Командиру базы, — сказал Логан.
Усугук кивнул.
— Он ведал всем, чего нельзя знать другим. Мой дядя велел мне сказать ему, что военные должны немедленно уйти отсюда. Это запретная земля, а курршук — ее страж. — Он немного помолчал. — Но они не ушли. Вместо этого полковник поставил вокруг расселины охрану и вызвал их.
— Их? — переспросил Маршалл.
— Специальных ученых. Секретных ученых. Они прибыли еще до новой луны. Два грузовых самолета, нагруженные странными приборами. Все это разместили в северном крыле ночью.
— Значит, северное крыло получило новое предназначение, — сказал Логан. — По крайней мере, на время исследований новой находки.
— Да.
— Что стало с вашим дядей? — продолжал Логан. — С другими тунитами?
— Все они сразу же ушли.
— Но вы остались.
Усугук опустил голову.
— Да. К моему вечному стыду. Я уже говорил, что моему племени было от меня мало проку. А ученым требовался помощник, знакомый с местными условиями и способный, если понадобится, их… защитить. Поскольку я уже знал про курршука, это доверили мне. Ученые были добры со мной, допускали повсюду. Они называли меня своим младшим сотрудником. Один кидлатет — его звали Уильямсон — интересовался… — он помолчал, видимо, вспоминая забытое слово, — социологией. Я делился с ним легендами моего народа, нашей историей и верованиями.
— А что с… тем существом? — спросил Маршалл.
— Его очень осторожно вырезали изо льда, извлекли из расселины и поместили в холодильник в северном крыле. Ученые собирались изучить его, измерить, а потом разморозить. Но оно вскоре само разморозилось.
— Само? — повторил Салли.
— Конечно.
