Выглядишь как старая добрая стодолларовая банкнота, – Корытин хихикнул, понимая, что Нестеров его подкалывает. – Присаживайся. Чайку? Кофейку?
Минералки? Чего изволишь?
Корытину на какое-то мгновение даже показалось, что все это ему снится, что сейчас лицо Нестерова изменится, станет суровым. Но бизнесмен продолжал улыбаться.
– Я бы граммов сто коньяка, если, конечно, можно…
– Почему нельзя, – сказал Нестеров, – естественно, можно. Только давай, Максим Максимович, не сейчас, а потом. Как твое здоровье? Хотя вижу – неплохо. Как ты думаешь, зачем я тебя позвал?
– Денег у меня, Виктор Николаевич, пока нет.
С этим туго. Поднимусь – верну.
– С чего ты взял, Феллини, что я с тебя деньги требовать стану? Я, может, наоборот, дать тебе денег хочу.
– Как дать? – не поверил Корытин.
– Очень даже просто. Ты сделаешь для меня одну работу, а я дам тебе денег. И еще хочу сообщить тебе приятную новость: я забуду прежний долг, забуду проценты, которые натикали за два года. Я ведь поставил тебя на счетчик, Максим Максимович. Могу квартиру твою забрать. Кстати, я навел справки, она пока чиста, не успел ты еще ее никому втюхать.
– Да, не успел.
– И правильно сделал. Так вот чего я от тебя хочу…
– Чего же? – стакан с минеральной водой дрожал в руке Корытина. Нестерова это забавляло, ему вообще нравилось, когда люди его боятся. – Слушай, ты еще снимать не разучился?
– Что именно?
– А что ты умеешь снимать? Естественно, не проституток на Тверской, а кино.
– Кино? – пробормотал Корытин и напрягся. Его лицо расплылось в улыбке. Он мог ожидать от Нестерова всего, но никак не подобного предложения. – А что надо снять, Виктор Николаевич? Есть деньги, есть конкретный заказ, ролик к выборам, документальный фильм?
– Ролик, Максим Максимович, небольшой ролик минут на десять. Участвовать в съемках будут четыре человека, в том числе и я. Ты согласен?
– Конечно! Сколько это будет стоить?
– Если сделаешь хорошо, долг спишу и пятьсот долларов сверху.
Корытину в данной ситуации было все равно, заплатит ему Нестеров или нет, главное, что спишет долг. Можно задолжать соседу, можно приятелю по работе, но быть должным Нестерову – последнее дело. Корытин знал, что такие люди, как бизнесмен Нестеров, со своими должниками разбираются круто. Почему он сам еще до сих пор жив-здоров, Корытину было непонятно, скорее всего Нестеров о нем просто забыл.
– Согласен я, Виктор Николаевич!
– Только дело вот в чем: все надо снять скрытой камерой. Участвовать в съемках будут две женщины и я со своим добрым знакомым. Снимешь все. Слушай меня внимательно. Если ты кому-нибудь обмолвишься словом или полусловом или даже намекнешь, тебе, Корытин, не жить. Тебя раздерут, как лягушку, и никто никогда при всем желании не сможет найти куска твоей плоти. Ты меня понял? – глаза у Нестерова сузились и сверкнули, и этот блеск не сулил ничего хорошего.
– Корытин – могила, Виктор Николаевич, вы же знаете.
– Вот поэтому я к тебе и обратился.
– Когда надо приступать?
– Камеру я тебе дам. Снимешь все, причем так, чтобы я нигде в кадре даже не мелькнул.
– Я все понял, должен остаться только ваш приятель и бабы?
– Правильно сообразил, Корытин.
В кабинете Нестерова зазвонил телефон. Он взял трубку, посмотрел на цифры и улыбнулся.
– Слушаю, генерал, – сказал он.
– ..
– Естественно, занимаюсь, а как же может быть по-другому. Если Нестеров говорит, то он и делает.
– ..
– Работайте, работайте со своими избирателями.
Встречайтесь с ветеранами, космонавтами, пенсионерами, миллионерами – в общем, со всеми. Женщин, генерал, не обижайте, они должны стать вашими союзницами, – Нестеров положил трубку. – Извини, Максим Максимович, рвут на части, мерзавцы, с умным человеком поговорить не дают. Все эти депутаты, кандидаты, делегаты, министры… Ни минуты покоя.
– Когда снимать?
– Во-первых, ты с этой секунды не пьешь.
– Понял, – бросил Корытин, хотя выпить ему хотелось нестерпимо, но он понимал: делать этого нельзя, слишком многое поставлено на карту.
