– Где?
– Или в Афганистане, или в Таджикистане, или в Чечне.
Окончательно добила Ольгу Кристина:
– Эти цветы полковник Кречетов тебе принес, – и отдала матери шелестящую обертку с ядовито- зеленой креповой бумагой. Особенно умилили генеральскую жену бантики из золотистой ленты.
– Ты мне, Гриша, давно цветов не дарил.
– Как же давно? – пьяно проговорил генерал. – А на день рождения?
– Когда это было… На позапрошлый.
– Ты же мне сама выговаривать стала, – генерал внезапно почувствовал себя потерянным и никчемным. Он поднялся, уцепившись за крышку стола, неуверенно подобрался к жене и поцеловал ее сперва в щеку, потом в губы.
– Что с тобой, Гриша? – отшатнулась Ольга.
– Чего? Уже и поцеловать нельзя? Я – муж.
Женщина почувствовала, что в ее семье с появлением полковника Кречетова в буквальном смысле поменялась атмосфера. В комнате пахло не только водкой и сигаретами, но и цветами.
– Ты, Кристина, молодец, отца уважила, ужин приготовила. Мясо вкусное, – говорила жена Кабанова, сидя на кухне и отрезая от отбивной один маленький кусочек за другим. Она не была голодна, ей хотелось хорошенько распробовать то, что приготовила дочь.
– Полковник Кречетов мне помогал. Я салат готовила, а он мясо жарил.
Ольга даже не стала переспрашивать, хотя в то, что мужчины умеют готовить, ей верилось слабо.
«Хороший человек, душевный, – Ольга опустила взгляд в тарелку. – Цветы принес, руку поцеловал, мясо приготовил и трезвый ушел».
– Мне кажется, я начинаю тихо сходить с ума, – сказала женщина.
Серебров тем временем беседовал с Германом. Они сидели в «Волге» возле дома Сергея.
– Как тебе генерал? – спросил Богатырев.
– Честный и прямой.
– Дурак, одним словом, – вставил Герман. – Мужик неотесанный, а жена его жизни настоящей не видела.
– Кожа у нее на руках ни к черту, сразу видно, стирка, мытье посуды, полы каждый день драит.
У них в доме, Герман, такая чистота, что страшно становится, когда волос на ковер падает.
– Бывал там, видел, – усмехнулся Герман.
– Жена его для меня интереса не представляет, на такую женщину уйму сил положить надо. Она может в тебя по уши влюбиться, но все равно мужу верной останется. С такими опасно иметь дело, если что, может и в петлю голову сунуть, я на свою душу грех брать не собираюсь.
– Дочка остается, – Герман подмигнул Сереброву.
– Она жизнью уже немного тертая, хотя воспитывалась в строгости. Деньги любит, но мужчин настоящих у нее не было, я сразу это почувствовал.
– Кого ты относишь к настоящим мужчинам?
– До двадцати пяти лет, Герман, настоящих мужчин не бывает.
– А верхний предел какой?
– Верхнего предела, мой друг, не существует.
Мужчиной можно оставаться и в восемьдесят, и в девяносто. Мужчине столько лет, на сколько он себя чувствует.
– А женщине?
– Женщине лет столько, на сколько она выглядит.
– Что на завтра?
– Ложись пораньше, с утра поедем на автодром совершенствовать навыки вождения, – и, не дав Герману что-либо возразить и спросить, что к чему, Серебров вышел из машины.
«Черт знает что такое! Квартиру снял, газету изготовил, фотографии на компьютере час собирал по крупицам, от одного идиота мундир, от другого нормального человека, пусть он извинит меня за святотатство, звезду Героя России. Голову от Сереброва приладил и все на фон шасси стратегического бомбардировщика поместил. А он пять минут генерала в квартире подержал и, кажется, даже вспоминать о ней больше не собирается».
Генерал Кабанов после вчерашнего еще спал, а Кристина уже поднялась.
Мать удивленно уставилась на дочку:
– Чего это тебя ни свет ни заря с постели подняло?
– На занятия.
– Какие?
