И он был его.
Ллойда охватила внезапная, мощная радость: и радость от того, что этот удивительный предмет лежал у его ног, и от поразительного жизненного пути, который дал ему возможность его отыскать. Заполучить в свой музей самый крупный метеорит в истории всегда казалось уже достойной целью. Но сейчас ставки поднялись ещё выше. И не случайно именно он — возможно, единственный человек на планете и с дальновидностью, и с возможностями — оказался здесь, в это время, на этом самом месте, устремляя взор на этот восхитительный объект.
— Господин Ллойд, — услышал он слова Глинна. — Я сказал, отступите назад.
Вместо этого Ллойд наклонился вперёд.
Глинн повысил голос.
— Палмер, не делай этого!
Но Ллойд уже спрыгнул в дыру, и его ноги приземлились прямо на поверхность метеорита. Он моментально упал на колени, позволяя кончикам одетых в перчатки пальцев поласкать слегка волнистую металлическую поверхность. Повинуясь импульсу, он наклонился ниже и прижался к ней щекой.
Наверху наступило краткое молчание.
— Как ощущение? — Услышал он вопрос МакФарлэйна.
— Холодный, — ответил Ллойд, усаживаясь. Он слышал дрожь в своём голосе, чувствовал, как замерзают слёзы на щеках. — Он очень холодный.
МакФарлэйн уставился на ноутбук на своих коленях. Курсор укоризненно сдвинулся назад на почти пустом экране. Сэм вздохнул и поёрзал в обитом металлом кресле, пытаясь устроиться поудобней. Единственное окно барака интенданта блестело инеем, и звук ветра проникал сквозь стены. Снаружи ясная погода уже сменилась снегопадом. Но внутри барака угольная печь излучала дивный жар.
МакФарлэйн мышью проделал операцию, затем с проклятием захлопнул ноутбук. На столе возле него зажужжал принтер. Сэм снова беспокойно поёрзал. Он ещё раз перебрал в памяти события сегодняшнего утра. Момент благоговейного молчания, Ллойда, так порывисто спрыгнувшего в яму — и Глинна, зовущего его не по фамилии, но по имени, в первый раз на памяти МакФарлэйна. Великолепное крещение метеорита, лавина вопросов, что за этим последовала. И — превыше всего — подавляющее чувство непонимания. Он помнил своё чувство, когда перехватило дыхание, и он не мог вдохнуть.
МакФарлэйн тоже испытал внезапный порыв спрыгнуть вниз, потрогать этот предмет, убедиться, что он настоящий. Но ко всему он ещё и слегка его опасался. У метеорита оказался такой богатый цвет, он был настолько неуместен на фоне унылого пейзажа. Это зрелище вызвало у него ассоциацию с операционным столом: огромное пространство снежно-белых простыней с кровавым телом посередине. Сцена одновременно и отталкивала, и зачаровывала. И она пробудила в нём мечту, которую, как он думал, уже давно похоронена.
Дверь барака приоткрылась, внутрь ворвался снег. МакФарлэйн поднял глаза, чтобы увидеть входящую Рашель.
— Закончил отчёт? — Спросила она, снимая парку и отряхиваясь от снега.
МакФарлэйн в ответ лишь кивнул на принтер. Амира подошла ближе и схватила высунувшийся лист бумаги. Затем резко рассмеялась.
— «Метеорит красный», — прочитала она вслух.
Она швырнула бумагу на колени МакФарлэйну.
— Что мне нравится в мужчинах, так это их лаконичность.
— Зачем пачкать бумагу кучей бесполезных рассуждений? Пока мы не получим кусочек для изучения, как я могу сказать, что он собой представляет?
Они пододвинула кресло и уселась рядом с ним. МакФарлэйну показалось, что при всей напускной беспечности она внимательно на него смотрит.
— Ты изучал метеориты годами. Не думаю, что твои рассуждения окажутся бесполезными.
— А что думаешь ты?
— Давай сначала ты — потом я.
МакФарлэйн опустил взгляд на волнистую поверхность фанерного стола, поглаживая её пальцами. У той было фрактальное совершенство береговой линии, или снежинки, или набора Мандельброта. Она напомнила ему о том, как всё сложно устроено: Вселенная, атом, кусок дерева. Уголком глаза он увидел, как Амира вытащила портсигар из кармана парки и перевернула его, уронив наполовину на ладонь выкуренную сигару.
— Не надо, пожалуйста, — сказал он. — Не хочу, чтобы меня выгоняли на холод.
Амира убрала сигару.
— Я знаю кое-что из того, о чём ты думаешь.
МакФарлэйн пожал плечами.
— Хорошо, — сказала она. — Хочешь знать, что я думаю? Раз сам не хочешь ничего говорить.
Он повернулся и снова глянул на неё.
— Именно так. Когда-то у тебя была излюбленная теория — кое-что, во что ты верил, несмотря на неверие коллег. Не так ли? И когда ты подумал, что у тебя, наконец-то, имеется подтверждение той теории, она навлекла на тебя неприятности. Взволнованный, ты потерял трезвость суждений и оттолкнул друга. И, в конце концов, это якобы подтверждение оказалось бесполезным.
МакФарлэйн бросил на неё взгляд.
— Я и не подозревал, что у тебя ко всему прочему степень по психиатрии.
Она склонилась ближе, настойчиво продолжая.
— Ещё бы, я знаю эту историю. Важно то, что сейчас ты нашёл то, о чём мечтал годы. У тебя есть не только свидетельство. У тебя есть доказательство. Но ты не хочешь это признать. Ты боишься пройти этот путь ещё раз.
МакФарлэйн с минуту удерживал её взгляд. Он чувствовал, что злость уходит. Он резко откинулся в кресле, в мыслях царила полнейшая неразбериха. «Может быть, она права?» — подумал он.
Рашель засмеялась.
— Возьмём, к примеру, цвет. Ты знаешь, почему ни один металл не имеет красного цвета?
— Нет.
— Объекты имеют определённый цвет, потому что они взаимодействуют с фотонами света, — Амира запустила руку в карман и вытащила смятый бумажный пакет. — «Весёлый Пастух»?
— Что такое, чёрт возьми, «Весёлый Пастух»?
Она бросила ему конфету и развернула другую. Теперь она зажала зелёненький ромбик между большим и указательным пальцами.
— Каждый объект, за исключением абсолютно чёрного тела, поглощает свет определённых длин волн и рассеивает остальные. Возьмём, к примеру, эту зелёную конфету. Она зелёная, потому что рассеивает свет зелёного диапазона длин волн обратно к нашим глазам, в то же время поглощая остальные. Я провела несколько крошечных расчётов, и не могу обнаружить ни единой теоретической комбинации сплавов, которые бы рассеивали красный цвет. Кажется, просто невозможно, чтобы какой-либо из известных сплавов был тёмно-красным. Жёлтый, белый, оранжевый, лиловый, серый — но только не красный.
Она запихнула конфету в рот, с громким хрустом раскусила её и принялась жевать.
МакФарлэйн положил свою конфету на стол.
— Так что ты хочешь сказать?
— Ты знаешь, что я хочу сказать. Я говорю, что он сделан из какого-то странного элемента, который никогда нам не встречался. Так что не будь таким скромнягой. Я знаю, что ты именно это и думал: '
МакФарлэйн приподнял руку.
— Ладно, ладно, это правда. Я думал об этом.
— И?
— Все метеориты, которые были найдены, состоят из известных элементов — никель, железо, углерод, кремний. Они все образовались здесь, в нашей Солнечной системе, из первичного пылевого облака, которое когда-то окружало Солнце, — сказав это, он помолчал, осторожно выбирая слова. —
