— Нет.
— Уже долгие годы учёные ищут всё более и более тяжёлые элементы, чей порядковый номер в таблице всё больше и больше. Почти все элементы, которые они нашли, очень короткоживущие: живут лишь несколько миллиардных долей секунды, а затем распадаются на другие элементы. Но есть теория, что далеко-далеко внизу по таблице, может лежать группа элементов, которые стабильны — те, что не распадаются. Островок стабильности. Никто не имеет представления, какими свойствами могут обладать эти элементы, но они были бы очень странными и очень, очень тяжёлыми. Их нельзя синтезировать даже с помощью самых крупных ускорителей.
— И вы думаете, метеорит может состоять из такого элемента?
— На самом деле, я в этом почти убеждён.
— Как такой элемент может возникнуть?
— Лишь в самом мощном событии в известной Вселенной: при взрыве гиперновой.
— Гиперновой?
— Да. Она гораздо мощнее сверхновой. Такое случается, когда гигантская звезда сжимается в чёрную дыру, или когда две нейтронные звезды сталкиваются и получается чёрная дыра. В течение десяти секунд гиперновая высвобождает столько же энергии, сколько даёт вся остальная Вселенная, вместе взятая. Такой взрыв, может быть, имеет достаточно энергии, чтобы создать те странные элементы. А ещё у него может хватить энергии на то, чтобы запустить этот метеорит в пространство на скорости, которая пронесёт его на огромные дистанции между звёзд, чтобы он приземлился на Земле.
— Межзвёздный метеорит, — бесстрастным тоном сказал Глинн.
МакФарлэйн с удивлением отметил краткий, но многозначительный обмен взглядами между Глинном и Рашель. Он моментально напрягся, но Глинн просто кивнул.
— Вы дали мне больше вопросов, чем ответов.
— Вы дали нам лишь двенадцать часов.
Настало недолгое молчание.
— Давайте вернёмся к главному вопросу, — сказал Глинн. — Он опасен?
— Нам не стоит беспокоиться о том, что он кого-нибудь отравит, — сказала Амира. — Он не активен ни радиационно, ни химически. Он абсолютно инертен. Я верю, что он безопасен. Однако, я не стала бы крутиться рядом с ним с электричеством. Он сверхпроводник при комнатной температуре, и у него сильные и необычные электромагнитные свойства.
Глинн повернул голову.
— Доктор МакФарлэйн?
— Это просто груда противоречий, — сказал МакФарлэйн, стараясь говорить ровным тоном. — Мы не обнаружили чего-то особенно опасного. Но — ещё раз — мы и не доказали, что он совершенно безопасен. Сейчас проводится очередная серия тестов, и если она прольёт какой-то свет, мы дадим вам знать. Но поиск ответа может занять годы, никак не двенадцать часов.
— Понимаю, — вздохнул Глинн с тихим шипящим звуком, который в любом другом человеке служил бы признаком раздражения. — И, как водится, мы обнаружили о метеорите ещё кое-какую информацию, которая может представлять для вас интерес.
— Что именно?
— Мы изначально оценили его объём в тысячу двести кубических метров, или примерно сорок два фута в диаметре. Гарза со своей командой, подготавливая эти туннели, провёл съёмку контуров метеорита. Оказывается, метеорит намного меньше, чем мы предполагали. В диаметре он составляет лишь двадцать футов.
Рассудок МакФарлэйна пытался переварить эту информацию. Странным образом он чувствовал разочарование. Метеорит оказался не намного большим, чем Анигито в Музее Нью-Йорка.
— Пока что измерить его массу несколько затруднительно, — сказал Глинн. — Но всё указывает на то, что метеорит всё же весит по меньшей мере десять тысяч тонн.
МакФарлэйн внезапно забыл о своём разочаровании.
— Но это значит, что его плотность…
— Боже, как минимум, семьдесят пять![14] — Сказала Амира.
Глинн поднял брови.
— И что это означает?
— Самые тяжёлые из известных элементов — осмий и иридий, — сказала Амира. — Их плотность — около двадцати двух. Обладая плотностью в семьдесят пять, этот метеорит в три раза, даже больше, плотнее любого известного на Земле элемента.
— Вот вам и доказательство, — пробормотал МакФарлэйн.
Он чувствовал, как колотится сердце.
— Прошу прощения? — сказал Глинн.
У МакФарлэйна словно гора свалилась с плеч. Он посмотрел Глинну в лицо.
— Теперь в этом нет никаких сомнений. Он межзвёздный.
Глинн остался непроницаем.
— Никоим образом ничто настолько плотное не могло возникнуть в Солнечной системе. Метеорит обязан явиться издалека. Из той области пространства, которое очень сильно отличается от нашего. Из области гиперновой.
Наступила долгая тишина. МакФарлэйн слышал, как перекрикиваются рабочие в далёких туннелях, слышал приглушённые звуки отбойных молотков и сварки. Наконец, Глинн прокашлялся.
— Доктор МакФарлэйн, — тихо начал он. — Сэм. Простите, если вам покажется, что я ставлю ваши слова под сомнение. Поймите, что сейчас мы работаем вне рамок какой-либо мыслимой модели. Нет прецедента, который бы указал нам путь. Я понимаю, что у вас не было достаточного времени для исследований. Но окошко наших возможностей уже готово захлопнуться. Мне требуется ваше лучшее суждение — и как учёного, и как человека — безопасен ли он в той мере, чтобы продолжать операцию, или мы должны её свернуть и отправиться по домам?
МакФарлэйн глубоко вдохнул. Он понял смысл этого вопроса Глинна. Но также он чувствовал, и вполне отчётливо, то, что Глинн оставил недосказанным. Как учёный, и как человек… Глинн попросил его ответить на вопрос объективно — не как того человека, что предал друга из-за ценного предмета пять лет назад. Несколько картинок пронеслись у него в голове: Ллойд, расхаживающий возле своей пирамиды; блестящие чёрные глаза команданте эсминца; переломанные, полежавшие на воздухе кости его бывшего партнёра.
МакФарлэйн медленно заговорил.
— Он без явных проблем пролежал на этом месте тридцать два миллиона лет. Но правда состоит в том, что мы не знаем. Всё, что я могу сказать — это научное открытие величайшей важности. Оправдывает ли это риск? Все великие достижения всегда связаны с риском.
Взгляд Глинна, казалось, был устремлён далеко-далеко. Выражение его лица было таким же непроницаемым, как всегда, но МакФарлэйн чувствовал, что только что озвучил его собственные мысли.
Глинн вытянул из кармана часы, раскрыл их умелым жестом руки. Он уже принял решение.
— Мы приподнимем камень через тридцать минут. Рашель, если вы и Ген протестируете приводы сервомоторов, мы будем готовы.
МакФарлэйн почувствовал внезапный прилив эмоций — возбуждение или предвкушение, он не мог определить точно.
— На время подъёма мы останемся наверху, — сказал Гарза, бросив взгляд на часы. — Никто не должен здесь оставаться.
Чувство быстро ушло.
— Мне казалось, говорили, что здесь абсолютно безопасно, — сказал МакФарлэйн.
— Двойная избыточность, — пробормотал Глинн.
Затем, подавая пример остальным, он вышел из хранилища и направился по узкому туннелю.
