Если бы кто-то смотрел на них со спины, то наверняка бы заметил, что Штурмин на полголовы выше Хоботова, а вот в плечах они примерно одинаковы.
Помыв руки, Штурмин вышел в мастерскую, сел на валик дивана и увидел у ног кусок скрученной арматуры – той, которую завязал Хоботов. Вышел и Хоботов, с подвохом посмотрел на Штурмина, который вертел в руках, разглядывая с разных сторон рифленый прут толщиной в палец.
– Это что такое? Головоломка?
– Как-то со злости скрутил его в бараний рог. Бывает иногда такое…
– Можно? – спросил Штурмин.
– Что можно?
– Развязать.
– Если сможешь, то попробуй.
У Льва Штурмина даже жилы вздулись на короткой шее, когда он разгибал прут.
Наконец он выдохнул:
– Вот, вроде ровный.
– Ты смотри, разогнул! Из моих знакомых этого бы никто не сделал. Слабые.
– А ты сам откуда, кстати? – спросил Штурмин.
– Родом? Так я с Волги, так сказать, потомок бурлаков.
– С Волги? Так и я же с Волги. Вот откуда у нас сила, земляк. Ну, давай пить будем.
Выбор был в баре богатый. Но Штурмин всем напиткам предпочитал водку. Водка была в литровой граненой бутылке. Они распаковали то, что завернул им заботливый официант, разложили на журнальном столике, поставили два простых стакана. И Штурмин, сам не зная, почему, скорее всего, поддавшись азарту соревнования с Хоботовым, выпил сразу целый стакан, причем сразу, на одном дыхании. Хоботов тут же налил еще. Уступать Штурмину не хотелось, особенно после того, как он сумел развязать железный узел, завязанный скульптором.
Закусили, закурили. Посмотрели друг на друга.
– А ты силен. Ты на самом деле тренер? И чему ты учишь?
– Всему, – сказал Штурмин. – Учу людей выживать.
– В смысле?
– Не деньги зарабатывать учу, а выживать в экстремальных условиях. И убивать учу.
– Чтобы учить, надо самому уметь. Я правильно кумекаю?
– Правильно, – кивнул Штурмин, ему все больше и больше нравился этот здоровенный бородач, говоривший без экивоков, напрямую, причем все, что приходило в голову.
– А тебе-то самому убивать приходилось?
– Хороший вопрос, – сказал Штурмин. – А ты как думаешь?
– Если учишь, то, наверное, и сам умеешь?
– Вот ты и ответил за меня.
– Многих убил?
– Лучше не спрашивай, все равно не отвечу, потому, как не считал.
–А я знаю, скольких убил.
–Ты? – и Штурмин улыбнулся. – Что, тоже повоевать пришлось, в Афгане, небось?
– Не совсем там. Лучше не спрашивай, – почти повторив фразу Штурмина не ответил на вопрос Хоботов.
Мужчины с еще большим уважением посмотрели друг на друга.
– Выпьем, чтобы не убивать?
– Давай, – сказал Хоботов немного ледяным с металлическими нотками голосом и налил по полному стакану.
– Леонид, не гони коней. Я-то выпить много могу, но зачем?
– И я могу выпить много, – сказал Хоботов, – меня никто пьяным никогда не видел, под заборами не валяюсь.
– И меня тоже.
Мужчины незаметно для себя перешли ту черту, за которой начинается пропасть, и стаканы идут мелкими пташечками, не застревая в горле и не раздражая слизистую. Жидкость просто вливается, а как глотается, не замечаешь.
– Ты не будешь против, – сказал Штурмин, – если еще бутылку из твоих запасов возьмем?
– Бери хоть все. Для того и стоят, чтобы с хорошим человеком выпить.
– Один, случается, пьешь? – спросил Штурмин.
– Случается и пью. Иногда так заработаюсь, что потом не уснуть, и самое лучшее снотворное – стакан водки или виски.
– Виски?
– Виски я люблю, – мечтательно проговорил Хоботов" – и ты мне этот напиток не порочь.
– Самогонка самая настоящая, я пробовал.
– Ты его плохо распробовал, – сказал скульптор и полез в бар, загремев бутылками.
Искал рьяно, но оказалось, что есть водка, есть коньяк, есть вино, а виски нет – только пустые бутылки.
Штурмин рассмеялся:
– Ищешь как алкоголик заначку с утра – рьяно.
– Нет, гостя хочу угостить. У меня целый ящик стоит, я оптом закупаю. Сейчас, – и он отправился в комнатку, служившую кабинетом.
Из-за письменного стола он вытащил запечатанный картонный ящик и тут же разорвал его, именно разорвал, а не распаковал. Взял две бутылки, как бы взвешивая их в руках и прикидывая, сможет ли уговорить полтора литра. Решил, что вдвоем – смогут.
Когда Хоботов вышел к Штурмину, то увидел того сидящим с газетой в руках. Газеты лежали на нижней полке журнального столика. Скульптор тут же остановился, с его лица смело улыбку. Штурмин читал отчерченную маркером заметку из раздела криминальной хроники, в которой говорилось о маньяке, душившем сильных мужчин. Было там сказано о слесаре и о таксисте.
– Вот оно, виски – благородный напиток. Шотландский, отличный, сейчас попробуешь, – Хоботов выдернул газету из рук Штурмина и бросил ее на диван. А затем, высоко держа бутылку, стал наливать в стаканы.
Маша Хоботова добралась до мастерской отца на автобусе. Те деньги, которые он дал ей в прошлый раз, девушка истратила очень быстро. Она купила себе ботинки, а матери перчатки. Остальные ушли неизвестно куда – испарились: на кофе, на вино, на сигареты.
И теперь она нуждалась в улучшении финансового положения, то есть в подпитке. А так как деньги ей взять было негде, кроме как у отца, то она и приехала к его мастерской. Уже издали Маша увидела свет в окнах и даже обрадовалась.
«Работает папашка, денежки зарабатывает. А когда папашка работает, он не пристает с расспросами, сунет денежку и вытолкнет в дверь».
Особо любезничать с отцом ей не хотелось, все-таки разные они были люди, и если говорили больше десяти минут, то обязательно ссорились. Уже приготовив радостную улыбку для встречи с отцом, она подошла к двери. Но затем любопытство взяло верх, и Маша заглянула в окно, уцепившись пальцами за край жестяного карниза.
– Вот же, черт! – сказала Маша. – А отец-то не один, и не с женщиной.
«Если бы с женщиной, дело решилось бы просто: вошла, получила деньги и тут же, чтобы не мешать, удалилась».
А отец мало того, что был не один, так еще пил свой любимый напиток – виски. Маша знала, в такой момент лучше ему под руки не соваться, денег не получишь, а нагоняй устроит по полной программе, припомнит все. А этого девчонка не любила.
– Вроде, много уже выпили, – глядя на стол, пробормотала она и посмотрела на циферблат огромных наручных часов, где не было ни одной цифры, а только стрелки.
«Денег на пару чашек кофе у меня хватит. Пойду, потусуюсь в какой-нибудь кафешке или барчике, а
