сосущие чувства смертных, дабы заполнить пустоту собственных душ».
Вампир почувствовал недомогание вновь, когда попытался вообразить… подсчитать… ту боль, которую Елена должна была ощутить, выпрыгнув из его автомобиля. Она, должно быть, ожидала мучительной смерти,… и это было для нее лучше, нежели оставаться с ним.
На сей раз, прежде чем открыть дверь в белую кафельную ванную, он подумал о кухне, современной и с большим количеством льда в морозильной камере.
И опять-таки он не был разочарован. Деймон оказался в типично мужской кухне с хромированной техникой и черно-белым кафелем. А в морозильнике: шесть пакетов со льдом. Он взял три и умостил один вокруг ее плеча, один у локтя и один вокруг ее лодыжки. Затем вернулся в безупречной красоты кухню за стаканом ледяной воды.
Устала. Так устала.
Елене казалось, будто все ее тело нагрузили свинцом.
Каждая часть тела… каждая мысль… состоит из свинца.
Например, было что-то, что как предполагалось, она делала… или не делала сейчас. Но она не могла заставить мысли блуждающие в ее разуме, выйти на поверхность. Было слишком тяжело. Все было слишком тяжело. Она даже не могла открыть глаза.
Раздался скрежет. Кто-то был рядом, на стуле. И прохладная жидкость коснулась ее губ, всего пара капель, но они стимулировали ее держать чашку самостоятельно и пить. Ох, восхитительная вода. На вкус она была лучше, чем все то, что Елена когда-либо пробовала раньше. Ее плечо ужасно болело, но оно того стоило… пить… пить – нет! Стакан убрали прочь. Она слабо попыталась удержать его, но он все же легко вырвался из ее рук.
Тогда она попыталась коснуться своего плеча, но те нежные невидимые руки не позволили ей этого, прежде чем умыли ее белы рученьки теплой водой. После этого они обложили ее компрессами изо льда и как мумию завернули в простыню. Холод немного заморозил боль, хотя существовали более глубокие чувства глубоко внутри.
Слишком сложно было думать об этом. Когда руки убрали ледяной компресс из-за того, что Елена задрожала от холода, она позволила себе вновь погрузиться в пучину сна.
Деймон возился с Еленой и дремал, возился и дремал. В замечательной ванной он нашел расческу и гребень. Они выглядели вполне пригодными. И в одном он был убежден: волосы Елены никогда так не выглядели в ее жизни – или «нежизни». Он попытался мягко причесать ее локоны щеткой и понял, что распутать их гораздо труднее, нежели ему казалось. Когда он усилил давление на расческу, девушка пошевелилась и что-то пробормотала на своем странном языке из сновидения.
И, наконец, причесывание волос пробудило ее. Елена, не открывая глаз, потянулась и забрала у него щетку. А затем, когда наткнулась ею на спутанный клок, нахмурилась, протянула руку и сжала его, пытаясь прочесать другой рукой. Деймон сочувствовал. У него были длинные волосы, время от времени на протяжении веков его существования, и иногда ничто не могло помочь. И пусть его волосы не были столь тонки от природы, сколь локоны Елены, он знал чувство разочарования и то расстройство, когда выдираешь клок собственных волос. Деймон собрался было отнять у нее щетку обратно, как вдруг Елена открыла глаза.
– Что?… – сказала она и заморгала.
Деймон напрягся, готовый в любой момент втолкнуть ее в ментальное затемнение вновь, если потребуется. Однако она даже не попыталась ударить его расческой.
– Что… случилось? – что Елена ясно понимала, так это то, что ей это не нравится. Она была недовольна предыдущим пробуждением, которое дало смутное представление о вещах, происходивших вокруг нее, пока она спала.
Покуда Деймон, готовый то ли к бою, то ли к бегству, наблюдал за выражением ее лица, она начала медленно складывать вместе то, что с ней произошло.
– Деймон? – она подарила ему этот «без лишних церемоний» лазурный взгляд.
И говорил он: я подверглась пыткам или лечению, или же ты только заинтересованный свидетель, наблюдающий боль других за бокалом коньяка?
– С коньяком они готовят, принцесса. Пьют они Арманьяк. И я не пью… ни то ни другое, – сказал Деймон. И испортил эффект фразы торопливо добавив. – Это не угроза. Клянусь тебе, Стефан оставил меня твоим эскортом.
Технически это было правдой, если рассматривать факты: Стефан вопил – «Тебе бы лучше убедиться, что с Еленой ничего не случится, ты, лицемерный ублюдок, иначе я найду способ вернуться и выдеру тебе…» – Остаток фразы утонул в борьбе, однако Деймон уловил суть. А теперь он принял свое назначение всерьез.
– Ничто больше не навредит тебе, если только позволишь мне присматривать за тобой, – добавил он, впадая в область фантастики, поскольку, кто бы ни напугал и ни вытряхнул ее из автомобиля, он, очевидно, был рядом, когда и Деймон был. Однако ничто не доберется до нее в будущем, поклялся он себе. Согласен, он совершил ошибку в последний раз, отныне же никаких нападений на Елену Гилберт не последует,… в противном случае кто-то умрет.
Он не пытался отслеживать ее мысли, тем не менее, когда девушка уставилась в его глаза, на продолжительный момент, они проектировались с полной ясностью – и делились тайной – слова: «Я знала, что была права. Это был кто-то другой все это время». И он знал, что кроме ужасной боли Елена почувствовала огромное удовлетворение.
– У меня повреждено плечо, – она подняла правую руку, пытаясь дотронуться до него, однако Деймон остановил ее.
– Ты вывихнула его, – сказал он. – Некоторое время будет болеть.
– И моя лодыжка… но кто-то… я помню, когда я была в лесу, и взглянула наверх, это был ты. Я не могла дышать, но ты вырвал лианы, опутывающие меня, и поднял меня на руки…, – она посмотрела на Деймона в замешательстве. – Ты спас меня?
Это предложение должно было быть вопросом, однако оно им не являлось. Ее интересовало нечто другое, казавшееся невозможным. И затем она заплакала.
Первые сознательные слезы одиночества ребенка. Эмоции неверной жены уличенной мужем, застигнувшим ее с любовником…
И, возможно, плач юной девушки, которая полагает, что враг спас ее от смерти.
Деймон скрежетал зубами от отчаяния. Мысль о том, что Шиничи должно быть наблюдает все происходящее, чувствует эмоции Елены, смакует каждую из них… это невозможно было вынести. Шиничи возвратит Елене память, Деймон был убежден в этом. Только лишь время и место выберет самые забавные для себя.
– Это моя работа, – с усилием сказал вампир. – Я поклялся это делать.
– Спасибо, – всхлипнула Елена сквозь слезы. – Нет, пожалуйста… не отворачивайся. Я это серьезно. Ооох… есть здесь бумажные салфетки… или что-нибудь сухое? – ее тело снова затряслось в рыданиях.
В совершенной ванной были салфетки. Деймон принес их Елене.
Он отвернулся, когда девушка использовала их, высмаркивая нос вновь и вновь, поскольку продолжала рыдать. Не было здесь никакого очаровывающего и очаровательного духа, не было мрачного и искушенного поборника зла, ни опасной кокетки. Была всего лишь девочка, сломленная болью, едва переводящая дух, точно раненая лань и рыдающая словно ребенок.
И, несомненно, его брат знал бы, что сказать ей. Он – Деймон, понятия не имел что делать – разве только твердо знал, что намеревается убить за это. Шиничи усвоит, как это связываться с Деймоном, когда вовлечена Елена.
– Как себя чувствуешь? – Спросил он грубо. Никто не сможет сказать, что он воспользовался этим… Никто не сможет сказать, что он причинил бы ей боль только бы… только бы использовать ее.
– Ты дал мне свою кровь, – с удивлением произнесла Елена, и поскольку он быстро метнул взгляд на свой закатанный рукав, она добавила. – Нет… это просто чувство, в котором я уверена. Когда я впервые… вернулась на землю после жизни духа. Стефан дал мне свою кровь, и в итоге я почувствовала себя… так.
