Д’Агоста посмотрел на него – столбик цифр, и напротив каждой – два временных значения.
– Что это? – спросил он.
– График смены охранников в одиночном блоке в период, закрытый для посетителей, – с десяти вечера до шести утра. И это лишь один пример того, какой информацией мы располагаем.
Д’Агоста недоверчиво уставился на него:
– Черт! Как вам удалось это получить?
Глинн позволил себе улыбнуться – по крайней мере д’Агоста именно так истолковал слабое движение его тонких губ.
– В этом заслуга нашего внутреннего источника.
– И кто же это, позвольте узнать?
– Вы с ним хорошо знакомы.
Удивление д’Агосты усилилось.
– Вы хотите сказать, что это…
– Совершенно верно, специальный агент Пендергаст.
Д’Агоста чуть не сполз со стула.
– Но как он сумел с вами связаться?
На этот раз на лице Глинна засияла настоящая улыбка.
– Как, лейтенант, неужели вы не помните? Вы же сами принесли мне его сообщение!
– Я?
Пошарив под столом, Глинн вытащил оттуда пластиковую коробку. Д’Агоста заглянул в нее и, к своему изумлению, увидел мусор, собранный им во время вылазки, предпринятой с целью изучения окрестностей тюрьмы. Обертки от жвачки, клочки льняной ткани были тщательно высушены, выглажены и помещены в пластиковые файлы. Внимательнее посмотрев на кусочки ткани, д’Агоста разглядел на них еле заметные надписи.
– В камере Пендергаста, как и в большинстве старых камер в Херкморе, устаревшая система канализации, сток из которой попадает в расположенный за стенами тюрьмы водосбор, а оттуда – в Херкмор-Крик. Пендергаст пишет сообщения на обрывках бумаги и клочках ткани, бросает их в канализацию, и они со сточными водами попадают в ручей. Все очень просто. Эта идея пришла нам в голову, когда департамент охраны природы обвинил Херкмор в загрязнении местных водоемов.
– А где же он взял чернила? И письменные принадлежности? Ведь их отбирают в первую очередь.
– Если честно, мне это неизвестно.
В комнате повисло молчание.
– Но вы были уверены, что он каким-то образом свяжется с нами, – наконец тихо произнес д’Агоста.
– Конечно.
Лейтенант был потрясен.
– Осталось только найти способ самим связываться с Пендергастом.
В глазах Глинна вспыхнули лукавые огоньки.
– Как только мы узнали, в какой камере он содержится, это уже не составляло никакого труда.
Д’Агоста не успел ответить, потому что вдруг услышал странные звуки – тихое, но требовательное попискивание, раздававшееся со стороны Констанс. Повернувшись, Винсент увидел, что она поднимает с ковра маленькую белую мышку, очевидно выпавшую у нее из кармана. Успокоив зверька ласковым шепотом и осторожными поглаживаниями, девушка вернула его в укрытие, потом, заметив воцарившуюся в комнате тишину и почувствовав устремленные на нее взгляды, подняла глаза и неожиданно покраснела.
– Какое прелестное животное, – через мгновение сказал Рен. – Не знал, что ты любишь мышей.
Констанс робко улыбнулась в ответ.
– Где же ты ее взяла, дитя мое? – продолжал Рен высоким напряженным голосом.
– Я… я нашла ее в подвале.
– Неужели?
– Да, среди коллекций. Там столько вещей – все буквально забито.
– Но она кажется совсем ручной. К тому же белые мыши не бегают сами по себе.
– Может, она убежала от хозяев? – произнесла Констанс с едва заметным раздражением и поднялась. – Я устала. Надеюсь, вы меня извините. Спокойной ночи!
Когда девушка ушла, некоторое время все молчали. Первым заговорил Глинн, и голос его звучал очень тихо:
– Среди тех записок было еще одно сообщение от Пендергаста – очень важное, но не имеющее отношения к тому, чем мы сейчас занимаемся.
– И о чем же в нем говорилось?
– О ней. Он просил вас, мистер Рен, не спускать с нее глаз днем – конечно, в то время, когда вы не спите. А также проверять, дома ли она, и как следует запирать все двери и окна, когда вы уходите на ночное дежурство в библиотеку.
Рен казался польщенным.
– Конечно, конечно! Очень, очень рад это слышать!
Глинн перевел взгляд на д’Агосту:
– Хоть вы и ночуете в доме, он просил вас время от времени наведываться сюда в рабочее время, чтобы убедиться, что с ней все в порядке.
– Похоже, он чем-то обеспокоен.
– Да, и весьма. – Глинн помолчал, потом открыл ящик стола и начал доставать из него различные предметы и раскладывать их на столешнице: походная фляжка для виски, компьютерная «флэшка», моток кабеля, свернутый в рулон кусок зеркального пластика, пузырек с коричневой жидкостью, шприц для подкожных инъекций, небольшие кусачки, ручка и кредитная карта. – А теперь, лейтенант, поговорим о подготовительной работе, которую вы должны будете провести, оказавшись в стенах Херкмора…
Когда все карты, чертежи и коробки были убраны, д’Агоста пошел проводить Глинна и Рена до дверей. У парадного входа особняка старый библиотекарь задержался.
– Вы не могли бы уделить мне одну минуту? – попросил он, хватая д’Агосту за рукав.
– Конечно, – ответил д’Агоста.
Рен наклонился к самому его лицу, словно желая поделиться секретом:
– Лейтенант, вам неизвестны все… обстоятельства прошлой жизни Констанс. Я могу сказать лишь, что они… не совсем обычны.
Д’Агоста стоял в нерешительности, удивленный лихорадочным блеском в глазах этого странного человека.
– Да, – сказал он.
– Я хорошо знаю Констанс. Именно я нашел ее в этом доме, где она пряталась ото всех. Она всегда отличалась абсолютной, почти болезненной честностью. Но сегодня она солгала – впервые в жизни.
– Насчет белой мыши?
Рен кивнул.
– Не знаю, почему она это сделала, но уверен: девочка попала в беду. Лейтенант, ее душа напоминает карточный домик. Стоит лишь подуть ветру… Мы оба должны как следует за ней присматривать.
– Спасибо за информацию, мистер Рен. Я буду заходить так часто, как только смогу.
Рен на мгновение задержал на нем умоляющий взгляд, потом кивнул, сжал ладонь д’Агосты своей костлявой рукой и скрылся в холодной темноте ночи.
Глава 20
Заключенный, имя которого состояло из одной буквы А, сидел на койке сорок четвертой одиночной камеры, расположенной в глубине Федерального учреждения досудебного содержания особо опасных и склонных к побегу заключенных – «Черной дыры». Скудным убранством помещение напоминало монашескую келью – десяти футов в длину и восьми в ширину, со свежепобеленными стенами, цементным полом, туалетом в углу, раковиной для умывания, батареей и металлической кроватью. Единственным источником освещения в ней служила лампа дневного света на потолке, забранная проволочной сеткой. Выключателя в камере не было; лампа загоралась в шесть утра и гасла в десять вечера. В дальней стене,
