– Как вы верно заметили, предпринятое мной расследование ничего не дало…
Сорокин замялся, ощущая себя не в своей тарелке.
Во-первых, он был без формы, которая дала бы ему хоть какой-то моральный перевес. А во-вторых…
Во-вторых, он не мог не сознавать, что сидящий перед ним мерзавец абсолютно неуязвим, – по крайней мере, в данный момент. На него у Сорокина не было ничего. Забродов, дай ему, бог, здоровья, хоть и уничтожил это осиное гнездо чуть ли не до последнего человека, в то же время нечаянно оборвал все ниточки, которые вели из Риги к этому негодяю. Те же, которые не успел оборвать Забродов, аккуратно и эффективно обрезал сам Игорь Николаевич. Сорокин был уверен, что гибель начальника грузового автопарка, к которому был приписан тот самый мебельный фургон, что утопил в устье Даугавы Забродов, – дело рук Игоря Николаевича.
Но суду, как всегда, требовались доказательства, которых у Сорокина не было.
Все работники завода, которых ему удалось опросить, только пожимали плечами. То ли среди них и вправду больше не было членов преступной группы, то ли все они являлись таковыми. Хотя последнее, как ясно понимал полковник, было маловероятно. Скорее всего, соратники директора по махинациям с редкоземельными металлами просто умели работать, и окружающие ничего не знали.
Никто, от начальника отдела кадров и до подсобника, не мог сказать о директоре дурного слова.
Сорокин с удивлением убедился, что Игоря Николаевича любят все: инженеры, рабочие и даже уборщицы мужских туалетов, которые, как известно, не любят никого. Иногда это всеобщее обожание заставляло его колебаться в собственных выводах, тем более, что и сам он порой с трудом удерживался от проявлений симпатии к этому человеку.
Тем не менее, Сорокин был уверен, что перед ним преступник.
Ущучить директора было сейчас трудно, почти невозможно. Успехи его и Забродова. Если, конечно, не считать успехами несколько вновь нажитых врагов в ФСБ и обострившуюся, как всегда не ко времени, язву.
– Ваше расследование и не могло ничего дать, – все так же приветливо сказал директор, элегантно сбивая пепел в сверкающее полушарие пепельницы. – Я чист перед законом. Почему бы вам не поверить в очевидное?
– Для меня это вовсе не очевидно, – упрямо наклонил голову Сорокин. – Не может быть, чтобы хищения, проводившиеся с такой регулярностью и в таких масштабах, происходили без вашего ведома, потворства, а то и прямого руководства. Кто такой Говорков? Скромный начальник цеха. Ему не под силу было наладить бизнес такого масштаба, разве не так?
– Перестаньте вы все время тыкать мне в нос Говорковым, – с легким раздражением произнес Игорь Николаевич. – Мне никогда не нравился этот Тихарь…
– Кто?
– Простите… Тихарь – это его так рабочие прозвали. За глаза, конечно.
– Кстати, это была его кличка среди коллег по бизнесу, – заметил Сорокин. – Странное совпадение, не правда ли?
– Не знаю. Так вот, дела Говоркова – это его дела. И не надо припутывать сюда завод!
– Вы что же, хотите сказать, что найденный в Риге вольфрам и другие редкоземельные металлы были доставлены не с вашего завода?
– Господь с вами! Я ведь вам это уже сто раз говорил. Нам самим не хватает, где уж тут налево приторговывать…
– Выходит, Говорков работал на одном заводе, а крал на другом? По совместительству?
– А вы страшный человек, полковник, – сказал вдруг Игорь Николаевич. – Вы же умный человек, вы прекрасно видите, что надоели всем до смерти, что ничего вам тут не светит. Но вы все равно упорно приходите сюда и повторяете одно и то же, словно надеясь взять меня измором.
– Чем черт не шутит, – сказал Сорокин, кладя ногу на ногу и засовывая руку за отворот плаща.
Раздражение, звучавшее в голосе его собеседника, и то, что он начал грубить, вселяло надежду.
– Ничего не выйдет, полковник, – сказал Игорь Николаевич и помахал в воздухе дымящейся сигаретой. – Ничего не выйдет, лучше и не пытайтесь.
Не таких видали.
Он вдруг подался вперед, перегнувшись через полированную поверхность стола.
– Шел бы ты отсюда, полковник, – горячо заговорил он. – Ну, чего ты ко мне привязался? Чего тебе надо? Хочешь денег? Ты столько в жизни не видал, сколько я тебе могу дать. А хочешь, в долю возьму? Да не выкатывай ты глаза, не выкатывай – кто нас слышит-то? Никто нас не слышит. Мне компаньон толковый до зарезу нужен. Какая-то сволочь всех моих людей извела… Соглашайся, полковник. Денег куча, свобода полная, за границу будешь ездить… Или уходи отсюда к чертовой матери, не мешай работать! Тебя же в дурдом скоро заберут с этим твоим расследованием. Ты в зеркало смотришься? Обрати внимание, на кого ты стал похож. Думай, полковник, шевели мозгами. Говорков – дерьмо, туда ему и дорога, я бы его вскорости и сам убрал. Мне в ментовке крыша нужна, и чем выше, тем лучше. Соглашайся, а?
– Одну секунду, – сказал Сорокин, изо всех сил стараясь говорить спокойно. – Мне нужно перемотать пленку.
Он вынул из внутреннего кармана плоскую коробочку диктофона и показал ее своему собеседнику.
Он перевернул миниатюрную кассету и щелкнул крышкой.
– Я готов, – сказал он. – Можете продолжать.
Игорь Николаевич увял.
– Фи, полковник, – разочарованно сказал он, откидываясь на спинку своего вращающегося кресла, – вот не ожидал от вас такой мелочности.
– Мы, менты, все такие, – сочувственно закивал Сорокин. – На том и стоим!
– Как же так? А как же чистые руки, горячее сердце и холодная голова?
Сорокину не понравилась юмористическая нотка, сквозившая в голосе собеседника.
– На вашем месте мне было бы не до шуток, – сказал он. – Поверьте мне, полковник, – снова делаясь предельно вежливым, сказал Игорь Николаевич, – вам сейчас станет не до шуток на вашем собственном месте.
Он согнулся, отыскивая что-то под столом, и снова выпрямился, держа в руке другую плоскую коробочку – побольше диктофона и с тянувшимися за ней проводами.
– Не Япония, конечно, – сказал он, – домашний, так сказать, продукт, но действует, не жалуемся.
Сорокин молчал, с растущей тревогой наблюдая за его манипуляциями. Повертев коробочку перед носом полковника, Игорь Николаевич снова убрал ее под стол.
– Вы не спрашиваете, что это, – сказал он, – а зря. Не стану вдаваться в технические подробности, но в общих чертах ситуация такова: этот приборчик служит источником мощного электромагнитного излучения, которое… А впрочем, к чему слова? Проиграйте лучше вашу запись. Ну же, не стесняйтесь.
Предчувствуя недоброе, Сорокин вновь перевернул кассету и нажал на клавишу воспроизведения.
Из миниатюрного динамика послышался тихий шорох и едва слышное потрескивание. Сорокин растерянно заглянул в прозрачное окошечко, чтобы проверить, вертятся ли бобины, перемотал пленку немного вперед и снова включил воспроизведение – эффект был тот же, что и вначале.
– Не трудитесь, полковник, – как сквозь вату, донесся до него насмешливый голос. – Ваш козырь не сыграл. Увы! Не стоит полагаться на импортную технику – наша зачастую оказывается лучше.
Возьмите, к примеру, наши истребители или, скажем – баллистические ракеты. Им нет равных в мире! Не понимаю, откуда у нас это рабское преклонение перед заграничной техникой?
– Один – ноль в твою пользу, гад, – сказал Сорокин, утирая со лба холодный пот. – Уел ты меня!
– Нет, полковник, – рассмеялся Игорь Николаевич. Тон его был дружелюбен и почти игрив. – Не один – ноль. Десять, сто, тысяча банок в твои ворота – и все в сухую. Не пора ли признать, что ты просто никудышный игрок?
– Черта с два, – сказал Сорокин. – Где, в таком случае, вся твоя шайка? Я уж не говорю об исполнителях, но где твой партнер Штюбе? Может, съездишь в Ригу, походишь с багром по берегу?
При упоминании Штюбе Игорь Николаевич вздрогнул и выпрямился – удар Сорокина прошел сквозь его защиту.
