Глаза Констанс распахнулись, а окружающий мир стремительно возвращался — корабль, качка, стук дождя в стекло, рев моря и стоны ветра.
Она уставилась на дгонгз. Тот лежал мягкой кучкой вокруг древнего клочка сморщенного шелка. Узел развязался — по-настоящему!
Грин ошеломленно посмотрела на Пендергаста. Голова ее спутника чуть приподнялась, и глаза вернулись к жизни — серебристые радужки поблескивали в пламени свечей. По лицу его расползлась странная улыбка.
— Ты оборвала медитацию, Констанс.
— Ты пытался… затащить меня, в огонь.
— Естественно.
Девушка почувствовала прилив отчаяния. Вместо того чтобы вытащить его из тьмы, она едва не оказалась втянута туда сама.
— Я стараюсь освободить тебя от прежних оков.
— Освободить меня, — горько повторила она.
— Да. Чтобы ты стала тем, чем сама желаешь стать: свободной от цепей сентиментальности, морали, принципов! благородства, добродетели и прочих ничтожных вещей, которые придуманы, с тем чтобы держать нас в цепях на галерах человечества, вместе с другими гребущими в никуда.
— Вот что сделал с тобой Агозиен, — с горечью проговорила Грин. — Сорвал все моральные и этические тормоза. Развязал и дал зеленую улицу самым темным и социопатическим желаниям. И то же самое он предлагает мне.
Пендергаст встал и протянул ей руку. Констанс ее не приняла.
— Ты развязал узел.
— Я до него не дотрагивался, — ответил Пендергаст негромким, но дрожащим от ликования голосом. — Абсолютно.
— Но тогда каким образом…
— Развязал силой мысли.
Она продолжала удивленно взирать на него.
— Это невозможно.
— Не только возможно, но и произошло, как видишь.
— Медитация не удалась. Ты остался таким же, как прежде.
— Медитация удалась, дорогая моя Констанс. Я изменился — и весьма. Благодаря твоей настойчивости я теперь в полной мере осознал власть, даваемую Агозиеном. Это власть чистой мысли, власть сознания над материей. Я получил доступ к необозримому, безграничному резервуару могущества, и то же самое можешь сделать ты. — В глазах его блестела страсть. — Это выдающаяся демонстрация возможностей Агозиен-мандалы, ее способности трансформировать человеческий ум и человеческую мысль в инструмент колоссальной силы.
Констанс смотрела на опекуна, не отводя глаз, и ужас, заползал в ее сердце.
— Ты хотела вернуть меня обратно, — продолжал он. — Ты хотела вернуть меня к старой, противоречивой, глупой, нелепой сущности. Но вместо этого перенесла вперед. Ты отворила мне дверь. И теперь, моя дорогая Констанс, твоя очередь освободиться. Помнишь наше маленькое соглашение?
Девушка не могла вымолвить ни слова.
— Вот видишь. Теперь твоя очередь взглянуть на Агозиен.
Но она все еще не могла решиться.
— Как хочешь. — Пендергаст встал и взялся за горловину холщового мешка. — Больше не стану о тебе заботиться и за тобой приглядывать. — Спецагент закинул мешок на плечо и двинулся к двери, не глядя на воспитанницу.
С удивлением и ужасом Грин поняла, что перестала для него что-то значить.
— Погоди.
Ее прервал раздавшийся из-за двери крик. Дверь распахнулась, и в каюту влетела Мария. За ней Констанс увидела нечто серое, аморфное, похожее на дым, и это нечто двигалось к ним.
Откуда взялся дым? Неужели на судне пожар?
Пендергаст уронил мешок и невольно отступил на шаг. Констанс удивленно отметила на его лице изумление, даже страх.
Нечто заполнило собой весь дверной проем. Мария вскрикнула, но сущность обволокла ее, заглушая вскрики.
Проплыв в каюту, призрак на мгновение заслонил собою коридорную лампу, и ошеломленная Констанс увидела внутри дымного силуэта что-то странно раздувающееся, с двумя налитыми кровью глазами и третьим глазом на лбу, посередине. Какое-то демоническое существо словно калека дергалось, колыхалось, качалось при движении, а может, пританцовывало…
Мария вскрикнула еще раз и упала на пол с шумом, похожим на звон бьющегося стекла. Горничная дико вращала глазами и дергалась в конвульсиях.
Существо миновало ее и вплыло в гостиную, наполняя комнату сырым, зловонным духом плесени, при этом оттесняя Пендергаста в угол. И вот призрак уже наплывает, поглощая, и у спецагента вырвался сдавленный крик, полный такого первобытного ужаса, такого агонизирующего отчаяния, что этот вопль ледяным холодом пробрал Констанс до самых костей.
Глава 69
Ле Сёр стоял посреди заполненного людьми вспомогательного мостика, уставившись на экран сверхчастотного радара, где показалось изображение приближающегося корабля. Прибор зафиксировал суммарную скорость сближения тридцать семь узлов.
— Две тысячи пятьсот ярдов, — сообщил второй помощник капитана.
Ле Сёр быстро подсчитал в уме: до сближения две минуты.
Он бросил взгляд на более чувствительный прибор частотного диапазона X, но на его показания наводило помехи отражение от морской поверхности и рассеяние в дожде. Перед этим капитан поневоле быстро и без лишнего шума вкратце посвятил остальных офицеров в свой план. Гордон понимал: очень возможно, что Мейсон слышала его разговор с капитаном «Гренфелла»; не было стопроцентного способа изолировать ее от информации. Но в любом случае, когда «Гренфелл» начнет действовать, «Британии» придется очень туго. К Ле Сёру подошел старший механик Холси.
— У меня есть расчеты, о которых вы просили. — Он говорил тихо, так чтобы остальные не слышали.
Значит, все настолько плохо, подумал Ле Сёр. Он отозвал Холси в сторону.
— Цифры основаны на допущении прямого столкновения с центром отмели, чего мы и ожидаем.
— Изложите быстро.
— При заданной силе ожидаемый показатель смертности составит от тридцати до пятидесяти процентов — при том что у остальных будут серьезные травмы: переломы, контузии, ушибы.
— Понятно.
— При осадке судна в тридцать пять футов первоначальное соприкосновение «Британии» с малой отмелью произойдет на некотором расстоянии от главного массива рифа. К тому моменту, когда судно столкнется со скалами, оно уже будет пропорото от носа до кормы. Все водонепроницаемые отсеки и переборки окажутся пробиты. Расчетное время погружения — менее трех минут.
Ле Сёр судорожно сглотнул.
— Нет ли шанса, что оно может повиснуть на скалах?
— Обрыв очень крутой. Корма съедет с него и погрузится очень быстро.
— Боже милостивый.
— Учитывая масштабы смертности и травматизма, а также скорость, с которой «Британия»
