– Мммм… – промычал Василек, бешено вращая выпученными глазами.
– Козел, – сказала ему Оля и с отвращением отвернулась.
У нее болела рука.
Глава 16
Илларион старался действовать быстро, но все равно это отняло у него довольно много времени.
Сначала он вытащил из лужи труп Сивцова и отволок его метров на десять от дороги, свалив в какую-то яму (ему показалось, что это был старый, почти затянувшийся окоп), и забросав сверху ветками. Это было противно, но не слишком: на протяжении его карьеры Иллариону много раз приходилось сталкиваться с необходимостью совершения подобных и еще более неприятных действий.
– На войне как на войне, – повторил он перед тем, как бросить охапку хвороста на удивленное лицо Сивцова. Теперь в этом лице не было ничего волчьего. Это было просто оскаленное в предсмертной агонии лицо коченеющего трупа.
Теперь следовало что-то сделать с другим трупом.
Вернувшись на дорогу, Забродов некоторое время с сомнением разглядывал смертельно изувеченную машину госпожи полковницы, прикидывая, с какой стороны лучше взяться за дело и выйдет ли из этого хоть какой-нибудь толк. Можно было бы просто уехать, бросив машину здесь, но Илларион живо представил себе лицо Мещерякова. Пока он доберется до телефона, пока Андрей разыщет какой-нибудь эвакуатор… Приближающаяся ночь и то обстоятельство, что дело происходило на лесной дороге, не имели никакого значения. Лесное зверье могло не тронуть труп Сивцова, но вот от машины до утра наверняка остался бы только искореженный каркас, с которого сердобольные сограждане ободрали бы все, что еще могло пойти в дело. Это было бы форменное надругательство и над их с Мещеряковым хорошими отношениями, и над добрыми чувствами госпожи полковницы, и, не в последнюю очередь, над бюджетом Иллариона Забродова, который, помнится, обещал вернуть машину в идеальном состоянии… Илларион скривился, разглядывая полученные «шестеркой» повреждения – до идеала ей теперь было далеко.
Вздохнув, он принялся за дело: зацепив найденным в багажнике тросом, протащил «Жигули» немного вперед по дороге, а потом с великим трудом, помогая себе разными словами на всех известных ему диалектах, затолкал как можно глубже в лес. Ветки пришлось рубить лопатой – Илларион очень удивился, обнаружив ее в багажнике «Жигулей». Представить себе госпожу полковницу, которая, вооружившись этим инструментом, вытаскивает свою тележку из какой-нибудь колдобины, было трудновато. Мадам Мещерякова никак не желала совмещаться с лопатой даже в воображении Иллариона.
Так или иначе, Забродов остался доволен результатами своей работы. Если принять во внимание спешку, то получилось все по высшему разряду – во всяком случае, с дороги машина была совершенно не видна. Он даже подумал, что не будет, пожалуй, ничего сообщать Мещерякову. Пусть побудет в блаженном неведении, а там, глядишь, все как-нибудь закончится, и можно будет вплотную заняться реанимацией многострадальной «шестерки».
Он забрал из брошенной машины все, что могло ему пригодиться, и сел за руль джипа, мысленно благодаря мертвого бандита за то, что тот не приобрел себе какой-нибудь «Мерседес» или, не к ночи будь помянут, «кадиллак».
Водительское сиденье почему-то было густо перепачкано мокрой грязью, и Илларион хотел было возмутиться – что за свинство, в самом-то деле?! – но, взглянув на свою одежду, успокоился. Можно было отправляться в путь, вот только непонятно было, куда именно.
Он как раз размышлял об этом под мерный рокот мощного двигателя, когда лежавший за приборным щитком сотовый телефон разразился мелодичной трелью.
Илларион посмотрел на него с некоторой опаской – черт его знает, кто это может звонить! А вдруг Званцев? Это стреляный воробей, его на мякине не проведешь. Пожалуй, лучше не отвечать – позвонит и перестанет.
Приняв такое мудрое решение, Илларион немедленно протянул руку и взял трубку.
– Угу, – невнятно сказал он в микрофон.
– Ты, Санек? – спросила трубка. Илларион вздохнул с облегчением: это был не Званцев.
– Угу, – утвердительно промычал он.
– Что ты угукаешь, как филин? По-человечески разговаривать не можешь?
– Мммм? – спросил Илларион. Эта игра начинала доставлять ему удовольствие.
– Ну вот, теперь он мычит, как недоенный… Ты жрешь там, что ли?
– Угу, – с энтузиазмом подтвердил Забродов.
– Вот козел!
– Но-но, – как можно невнятнее, но с большой экспрессией предостерег собеседника Илларион.
– Ладно, ладно, извини. Все время забываю, что ты недавно оттуда. Порядочки у вас там, однако… Это ж просто слово, а ты на стенку лезешь.
– Мммм, – с сомнением промычал Илларион и пару раз чавкнул для убедительности.
– Ай, брось, слышал я уже это все – «за базар ответишь» и все такое прочее. Тебе шеф что говорит? Цивилизоваться пора, Санек.
Илларион неопределенно хрюкнул, чувствуя, что начинает просто-таки влюбляться в своего собеседника: такого наивного и искреннего стремления выболтать первому встречному все, что знает, Забродов не встречал в людях уже давненько.
– Нечего хрюкать, – с несколько заискивающей, но в то же время панибратской интонацией сказал собеседник. Илларион живо представил себе это создание: молодой, необмятый, не уверен в себе, Саньки боится до икоты, но в то же время ему льстит, что он вот так, накоротке, общается с «крутым» бандитом, может даже прикрикнуть на него – конечно, не всерьез, а так, полушутя, – и ничего ему за это не будет. – Где тебя носит? Я тут уже весь извелся с этим говнюком. Мент какой-то все время в двери ломится… Это твой участковый, что ли?
– Угу, – сказал Илларион, лихорадочно пытаясь сообразить, что это за говнюк такой, с которым извелся его собеседник.
– Вот это уж точно козел, – продолжал тот, – по роже видно. А сопляк этот, главное дело, как услышит, что в дверь звонят, сразу орать начинает. Я ему рот зажал, так он мне палец прокусил, зараза. Пришлось ему пасть пластырем залепить.
– Хм, – сказал Илларион, гадая, что он будет делать, когда все известные ему междометия кончатся. «Новые придумаю», – решил он. Разговор, похоже, того стоил. "Торгаша они там какого-то взяли, что ли? – подумал Забродов первое, что пришло ему в голову. – Мент, который все время ломился в дверь, наверняка действительно был участковым, приходившим проверить своего досрочно освобожденного подопечного. "Какие активные ребята, – подумал Илларион о «борейцах». – Без дела не сидят.
То одно, то другое.., жизнь бьет ключом."
– Ты не хмыкай, а приезжай, – сказал собеседник Иллариона. – Я не нанимался вместо тебя за терроризм сидеть. Надо что-то делать, Санек. Не нравится мне этот твой участковый. Приедешь?
– Угу, – сказал Илларион, прикидывая, как бы половчее выведать у собеседника адрес, по которому проживал Санек. У него вдруг возникло непреодолимое желание съездить туда и помочь этому разговорчивому бедолаге справиться с его проблемами, а заодно побеседовать более подробно на интересующие Иллариона темы.
– Ну бывай, – повеселевшим голосом сказал тот. – Жду.
Он повесил трубку прежде, чем Илларион успел раскрыть рот. Впрочем, подумал Илларион, что толку было его раскрывать? Он и так никогда не думал, что можно узнать столько интересного, ведя допрос с помощью междометий. Воистину, велик и могуч русский язык…
Он полез в бардачок, надеясь найти там какие-нибудь бумаги, но нашел лишь одинокую отвертку, пакетик с анашой, атлас автомобильных дорог России и старенький армейский наган с облезлой деревянной рукояткой.
«Полный джентльменский набор, – подумал Забродов. – А он, дурак, полез на меня с ножиком… Попугать, наверное, хотел, в крайнем случае – холку намять. Хотя какая там, к черту, холка – после того, что он сделал с „Жигулями“… Просто шпана остается шпаной, даже пересев в джип. Застрелить человека – в этом же нет никакой блатной романтики, а вот перо в бок воткнуть – это как в песне. Как в уголовном
