закрыл за собой дверь. А ему показалось, миновала целая вечность. Он даже успел ощутить себя немного чужим в этой квартире. Сбросив ботинки в коридоре, Глеб на цыпочках пробрался в спальню, разделся и лег рядом с Ириной. Она – как показалось Сиверову, во сне – что-то прошептала и прижалась к нему. Ее рука вновь легла ему на грудь, как будто он и не уходил.
Он не знал, что Быстрицкая сейчас благодарит Бога за то, что Глеб вернулся, корит себя за пустые переживания. И если раньше она наверняка устроила бы мужу сцену, сперва вдоволь посмеявшись над ним, что он поверил, будто она спит, то теперь и мысли такой у нее в голове не появлялось.
«Он рядом, и больше ничего не надо. Пусть уходит, если считает нужным, пусть только обязательно возвращается».
Теперь для Ирины было не важно, нужна или не нужна она Глебу. Главное, он нужен ей, Сиверов некоторое время смотрел на потолок, расчерченный тенями, следил за тем, как в сумерках они меняют свои очертания, затем, сам не заметив как, крепко заснул.
…Его разбудила Быстрицкая, поставив на край кровати маленький поднос с чашечкой кофе. Она сидела рядом с Глебом обнаженная, ее волосы были уложены в живописном, продуманном беспорядке.
– Спасибо, – Сиверов приподнялся на локте, все еще чувствуя угрызения совести за свой маленький обман по отношению к жене.
– Глеб, мы столько всего проспали…
– Ты не замерзнешь?
– Тебе не нравится мой вид?
– Нет, но… – начал Глеб.
И тут понял, что не сможет объяснить Ирине состояние своей души. Не сможет объяснить, почему ему неприятно видеть ее обнаженную. Зная, что жена беременна, он смотрит на нее сейчас совсем другими глазами.
Ирина чисто по-женски интерпретировала ситуацию:
– Скоро я стану не такой красивой, – склонив голову, она заглянула Глебу в лицо и положила руку себе на живот. – Я хочу, чтобы ты успел налюбоваться, потому что кто знает, как сложатся…
Глеб улыбнулся и приложил палец к ее губам.
– Не продолжай.
– Почему?
– Потому что следующим твоим словом будет слово «взаимоотношения», а я не люблю канцеляризмов.
– Как хорошо, что ты никуда не поехал, – с этими словами женщина бросила взгляд на пейджер, прикрепленный на поясе джинсов Сиверова.
Глебу не хотелось говорить ничего, сейчас любые его слова прозвучали бы фальшиво, будь то очередные заверения в любви или искреннее раскаяние. Он обнял Ирину, прижал к себе. Теперь в его объятиях не было вожделения, той прежней, несколько звериной страсти, когда, хорошенько поразмыслив, понимаешь, что тебе в общем-то все равно, какая женщина рядом с тобой. Он обнимал Ирину не для того, чтобы получить плотское удовлетворение, а для того, чтобы оберегать.
И Быстрицкая ощутила это. Она наслаждалась теплом и покоем, исходившими от этих объятий мужа.
"Неужели он поверил, – подумала Ирина, – что я спала? Неужели он не догадывается, что я волновалась, переживала, ждала его возвращения? Я же вижу по его глазам, что никакого дела не было, он пахнет костром.
Наверное, заехал куда-нибудь в лес, развел огонь и сидел, не мигая глядя на него, думая, что же ему теперь со мной делать. Но он вернулся, и поэтому я забуду все те обидные слова, которые приготовила, чтобы высказать ему. Он их не услышит".
А у Сиверова были свои мысли: «Как хорошо, что Ирина проспала все это время, и я сумел вернуться в тот же самый момент, когда ее покинул. Она не заметила разлуки».
А на низеньком пуфике в прихожей лежала скомканная куртка Глеба. Из-под ее полы выглядывали восковые округлости яблок, и прихожая наполнялась запахом летнего сада.
Глава 3
В крупных портах жизнь не меняется ни днем, ни ночью. Меняются только докеры, но в спецодежде они выглядят одинаково, будто смена, вкалывавшая днем, и не уходила на отдых, а техника работает круглые сутки.
Шел третий день, как на контейнеровозе «Смоленск» в срочном порядке велись работы по переоборудованию палубы. Совсем недавно вышедший из ремонта контейнеровоз вновь подвергался переделке, но не очень большой. Обычное дело – предстояло перевезти негабаритный груз; как всегда в таких случаях, для него оборудовали специальную площадку. Груз, по-видимому, был очень деликатный, поскольку под площадкой монтировалась специальная вибропоглощающая подушка.
Представитель заказчика, мужчина солидного вида в длинном черном плаще, неизменно с кейсом- атташе в руках, не сходил с корабля на берег, следя за производством работ. Он не вмешивался в процесс, не давал советов, лишь наблюдал. Днем постоянно прохаживался неподалеку от рабочих, а по ночам регулярно, каждый час, словно кукушка в ходиках, появлялся из отведенной ему каюты. При этом умудрялся оставаться гладко выбритым, аккуратно причесанным, и на лице его не было ни малейших признаков усталости.
Название российской фирмы, заказавшей эту переделку, – «Константин» – не говорило ничего никому из работников порта. И какая кому разница? Человек платит деньги, обеспечивает работой. И даже когда оказалось, что в портовых складах нет нужной марки металла, заказчик, не сходя с палубы «Смоленска», быстро связался с кем-то по радиотелефону, и сталь нужной вязкости оказалась в порту через четыре часа. С виду представитель заказчика напоминал бывшего военного, сумевшего наладить собственный бизнес. С педантичностью и дотошностью он проверял каждый сантиметр выполненной работы, но не придирался по мелочам.
Сварщики и монтажники работали не за страх, а за совесть, поскольку представитель заказчика каждый раз в конце смены рассчитывался с ними наличными вдобавок к тому, что они получали через кассу. При этом не требовал ни расписок, ни даже галочки в ведомости.
Становился у палубного ограждения и ловко отсчитывал из пачки денег оговоренные суммы, никогда не ошибался, всех помнил в лицо и узнавал даже при дьявольски тусклом искусственном освещении.
И лишь когда вся работа была закончена, представитель торгово-посреднической фирмы «Константин» сошел на берег. В его портфеле лежали не только документы коммерсанта, но и удостоверение сотрудника ФСК.
Звали человека Хализин Арнольд Витальевич, а звание он имел – полковник. То, как проходила плановая загрузка контейнеровоза, его не занимало ни в малейшей степени. Он ожидал прибытия своего груза, ожидал с нетерпением. Ведь на операцию, разработанную в ФСК, его руководители и он сам возлагали большие надежды.
Контейнеровоз «Смоленск» мог уже отправляться в путь, задерживался лишь груз торгово- посреднической фирмы «Константин». Но ее представителя, похоже, не смущали штрафные санкции за задержку рейса, он оставался невозмутим. Груз прибыл ночью на шести платформах, которые тащил мощный тепловоз, принадлежавший Белорусской железной дороге. Больше вагонов в составе не было. То ли их отцепили по прибытии поезда в Калининград, то ли в таком виде он и вышел из Белоруссии.
В порту многих поразила спешка, с которой теперь производилась погрузка.
– Хотя и фирму «Константин» понять можно, – говорили некоторые, – как-никак немалый штраф уплатили, вот и спешат. Впрочем, штраф начисляется за сутки, и спешкой делу не поможешь…
Хализин, дабы не терять времени, даже распорядился, чтобы не отцепляли тепловоз и прицепляли маневровый. Погрузка прошла ночью, четко и слаженно. Нестандартные контейнеры, прибывшие на платформах, перегрузили на палубу контейнеровоза «Смоленск».
Теперь возле полковника Хализина оказался и его заместитель, приехавший поездом вместе с грузом. У него в кармане лежала точно такая же книжечка – удостоверение на имя Малиновского Игоря Александровича, майора ФСК. О том, что именно находится в нестандартном контейнере, не были поставлены в известность ни капитан судна, ни члены команды. В накладных он значился как «Оборудование
