был убит на месте, второй ранен, но до больницы его не довезли, ранение оказалось смертельным. А в машине сотрудники автоинспекции обнаружили целый арсенал: два автомата с откидными прикладами, шесть гранат, два килограмма тротила и несколько тысяч патронов.
Ни о Кленове, ни о Жильцовой не прозвучало ни слова, будто бы эти люди по-прежнему жили, работали, занимались повседневными делами…
«Странно, – подумал мужчина, поворачивая ключ в замке зажигания, – очень странно! Как не надо, так журналисты докопаются до всего, а как захочешь что-нибудь узнать, они молчат как рыбы подо льдом. Ну, ничего, будем надеяться, Николай все выяснит, деньги ведь плачу не зря, а деньги по российским меркам немалые, так что пусть носом землю роет».
Николай Меньшов прекрасно понимал, каждый день промедления с операцией грозит его жизни. Еще две недели тому назад, после того, как он прошел обследование, немолодой врач с залысинами, глядя ему в глаза, сказал:
– Вы должны срочно лечь на операцию. Чем быстрее, тем лучше. Для вас в таком состоянии каждый день, проведенный вне стен клиники без операции, может оказаться последним. Вас, конечно, привезет «Скорая», но тогда, учтите, не факт, что врачи смогут что-нибудь сделать. Вас просто разрежут и зашьют, – врач говорил цинично, глядя прямо в глаза – так обычно говорят врачи пациентам, с которых много не возьмешь, разве что бутылку коньяка или букет цветов.
Николай хорошо помнил и голос хирурга, который ставил ему диагноз, и интонацию, усталую и спокойную, словно бы врач уже предвидел неблагополучный исход.
– Мне нужно две недели, и я лягу, – сказал он тогда.
– Две недели? – врач посмотрел в потолок и улыбнулся. – Да вы меня не уговаривайте, мне все равно, две недели или три. Я бы на вашем месте лег прямо сейчас, не откладывая даже на один день.
– Послушайте, а таблетки, капли?
– Какие таблетки? Какие капли? Дорогой вы мой, они ведь не лечат. Вас надо оперировать. Таблетки лишь приглушат боль, может, не дадут процессу зайти слишком далеко. Это так, для самоуспокоения.
– Хорошо, я подумаю.
В тот момент желудок не беспокоил, и настроение у Меньшова было бодрое, поэтому он решил, что две недели продержаться сможет. В конце концов, врачи всегда перестраховываются, пользуясь тем, что пациент не представляет, что на самом деле творится в его организме.
Но теперь, снова ощутив невыносимую резь в желудке, Николай понял: задание надо выполнить не откладывая, прямо сегодня, чего бы это ни стоило.
Он остановил машину, высыпал на ладонь три таблетки из пузырька, посмотрел на них, бросил в рот, захрустел, как семечками. Взял бутылку, сделал несколько глотков воды, прикрыл глаза, прислушиваясь к затихающей боли.
Через два часа Николай Меньшов, измененный до неузнаваемости, в грязной рабочей одежде, с железным ящиком в руке, из которого торчали мотки разноцветного провода, входил во двор через арку. Он направился прямо к тому подъезду, где находилась квартира Кленова В. П. У подъезда Меньшов посмотрел на окна, определил, где нужные. Форточка на кухне была приоткрыта, но это ни о чем еще не говорило. Цветов на окнах не стояло, это значит, что в квартире, по всей вероятности, появляются нерегулярно и что живет там, скорее всего, одинокий мужчина. Ведь у женщин, тем более одиноких, подоконники плотно заставлены горшками, и они пекутся о своих растениях куда больше, чем заботились бы о детях и мужьях.
Дверь подъезда была заперта. Меньшов, поставив к ногам железный ящик с разноцветными свертками провода, стоял, размышляя. Настоящий телефонный мастер, не знай он кода, попросту постучал бы в окно первого этажа. Николай уже поднял руку, как вдруг увидел пожилую женщину. Ома остановилась на крыльце и с интересом рассматривала его и ящик, покоившийся у ног.
– Вы телефонный мастер, что ли? Вас кто-нибудь вызвал?
– Нет, никто не вызывал. Профилактический осмотр участка.
– Ой, замечательно! – воскликнула Софья Сигизмундовна – это была именно она. – У нас как раз вчера оборвался провод, может быть вы…
– Какой провод?
– Телефонный, какой же еще!
– В квартире или на площадке?
– А вы что, только на площадке смотрите?
– Да, на площадке и в подъезде.
– А может быть вы глянете у меня в квартире?
Я вам заплачу.
– Гляну, почему же не глянуть. Только я начну с нижнего этажа.
– А может сразу у меня глянете, молодой человек?
– Могу и у вас, – покладисто согласился Николай.
Софья Сигизмундовна быстро открыла дверь.
– Проходите, проходите, – как желанного гостя впустила она связиста в подъезд.
Тот вошел и взглянул на стены.
– Что, у вас в подъезде света нет?
– Как это нет, как раз вчера все лампочки вкрутили.
Знаете, у нас вчера такое было! Вы тут осторожнее.
Они медленно поднимались. Меньшов не торопил женщину, пока не задавал никаких вопросов, понимая, что такая молчать не станет, и если ей что-то известно, выложит все до последней капли и еще расскажет в придачу кучу версий и гипотез, которые она с мужем-пенсионером и, вполне возможно, с такими же соседками-бездельницами выдумала за последние ночь и день.
Софья Сигизмундовна, остановившись на площадке между вторым и третьем этажом, показала на ступеньку.
– Представляете, вчера вот здесь у нас мужчина лежал убитый. Застрелили средь бела дня у всех на глазах!
– Чего? – Николай наклонился, словно бы не расслышал.
– Человека застрелили! Вот на этом месте.
– И все это видели?
– Да нет, что вы, никто не видел!
– Но вы же сказали на глазах у всех…
– Это я так, к слову. Никто не видел… А вот я его первая нашла!
– Вы?
– Да, я.
– Интересно… – со скучающим и безразличным лицом протянул Николай и переложил свой ящик из правой руки в левую.
– Видите, квартира опечатана? – Софью Сигизмундовну так и распирало.
– Так что, жильца этой квартиры, вашего соседа убили?
Баратынская вдруг вспомнила строгий взгляд человека в штатском, который попросил ее и мужа лишнего не болтать, и обо всех, кто интересуется Кленовым, тотчас же сообщать ему. Но разве связист интересовался? Все рассказывала она сама, первой начала, а он даже не задал ни одного вопроса, лишь из вежливости поддерживал разговор.
– Так что у вас с телефоном?
– Да знаете, нечаянно оборвали провод, а муж кое-как наспех скрутил провода. Телефон теперь" странно работает, то есть гудок, то нету.
– Ладно, разберемся. Бывает.
От взгляда Николая не ускользнуло то, что дверь в квартиру Кленова опечатана, судя по дате, еще вчера.
Он посмотрел на печать.
– Один, стало быть жил?
– Кто?
