– В нашей, – ухмыльнулся Потапчук. – Пусть и правильно ругаются на то, что творилось во времена Советского Союза, но ты знаешь, никакая информация не бывает лишней. Вот он, «монтер», – и Потапчук положил перед Глебом большую цветную фотографию, па которой был изображен молодой человек в спортивном костюме, с золотой медалью па шее. Фотография была сделана в ателье. Некачественная цветная фотобумага отливала зеленью.
– Снимку лет пятнадцать-семнадцать, – определил Глеб, рассматривая фотографию. – А посвежее ничего не найдется?
– Нет, – резко оборвал его Потапчук. – Николай Иванович Меньшов, спортсмен-пятиборец.
– Для простого контролера слишком круто, – отозвался Сиверов. – С такой подготовкой после ухода из спорта можно и киллером стать.
– Думаю, Глеб, ты прав.
– В связи с чем он оказался в картотеке? Или тогда КГБ всех видных спортсменов-призеров держало у себя под колпаком?
– Многих, но не его уровня. Да и отпечатки пальцев брали только в крайнем случае. Но с Меньшовым особая история. В восемьдесят шестом году он входил в состав сборной СССР на чемпионате Европы в Чехословакии. Наши спортсмены приехали раньше других, чтобы потренироваться. А ты же знаешь, Глеб, как тогда было?
– Я со сборной Союза никуда тогда не ездил, – усмехнулся Сиверов.
– Если за границу едут, то обязательно пара штатных сотрудников КГБ приставлена к команде. Неделю тренировки шли нормально, а потом горничная из спорткомплекса написала заявление в чешскую полицию на Меньшова, будто бы тот се пытался изнасиловать. Короче, запахло большим скандалом, да еще накануне чемпионата Европы. Наши чекисты вместе с чешскими быстро ту девицу взяли в оборот и Меньшова, естественно, тоже. Расследование от полиции забрали, сам понимаешь… Не знаю, как уж там было па самом деле, хотел он ее изнасиловать или она его оговорила, да и вряд ли кто-нибудь тогда истину пытался установить, главное, скандал надо было замять. Оказалось, что у той девицы отец в шестьдесят седьмом году танк гэдээровский будто бы поджег в Праге. Чехи ее и припугнули, что, если и дальше будет настаивать на обвинении советского спортсмена, ее отца снова в тюрьму упекут. Короче, сломалась она, подписала отказ от показаний. А потом на уровне МИДа чехи посоветовали, чтобы Меньшова срочно назад в Союз отослали, потому как о деле этом уже успели написать пару статеек за рубежом. Документы предварительного следствия отдали в КГБ, так они и попали в наш архив. Никто их даже с чешского языка перевести не удосужился.
Глеб бегло просмотрел бумаги. Среди ксерокопий имелось всего два листа, написанных по-русски. Виновен ли тогда был Меньшов или нет, его интересовало мало, в конце концов, дело давнее, да и грань между попыткой изнасилования и грубым ухаживанием в общем-то размыта. Больше Меньшова за границу не выпускали, хотя он мог показать неплохие результаты.
Если бы вид спорта был зрелищный – футбол, например – его выпустили бы. А в пятиборье он еще лет пять продержался на внутренних соревнованиях, дождался, когда ему квартиру дали, и ушел.
Сиверов разглядывал старую фотографию Николая Меньшова, пытаясь представить себе, как тот может выглядеть в настоящее время. Обычно мужчины, если не пьют, ведут здоровый образ жизни, хорошо сохраняются лет до сорока. Это потом уже начинается старение… Итак, надобность в составлении фоторобота отпала. Судя по описанию Баратынской, Меньшов не облысел и не растолстел, так что узнать его Глебу будет нетрудно.
– Адрес у него тот же остался?
– Да, квартиру он не менял.
– Федор Филиппович, что требуется от меня? – в упор глядя на генерала, спросил Сиверов.
– Глеб, – Потапчук застегнул портфель, – я бы мог прямо сейчас или даже ночью послать людей на его квартиру, но, – он развел руками, – мне необходима полная секретность.
– И оперативность, – усмехнулся Сиверов.
– Прослужив долгие годы, Глеб, я понял одну вещь: специальные подразделения, множество машин, техники – все это необходимо, когда кого-то охраняешь, когда нужно поставить непроницаемый заслон или же когда необходимо захватить большую группировку…
– Да, Федор Филиппович, это как на охоте. Есть два способа: можно расставить охотников по номерам и, растянув загонщиков цепью, с трещотками, с криками двигаться по лесу, гнать дичь на стволы. А можно охотиться и в одиночку – из засады.
– Моя задача сейчас, Глеб, охранять доктора Кленова, а поднимать трезвон на весь лес, гнать всю дичь, которая только попадается под руку – лишнее. Не хотелось бы терять уже раскрытых агентов противника, они нам еще пригодятся, чтобы запускать через них дезинформацию. Один человек за день проходит всегда большее расстояние, чем взвод, потому что когда вместе идут много человек, всем приходится равняться на самого медленного.
– Какие у меня полномочия? – поинтересовался Сиверов, уже поднимаясь из-за стола.
– Главное – мне нужно узнать, кто стоит за убийством. Взять Меньшова; как я понимаю, это технически разрешимая проблема, но.., и половина дела. Нужно отыскать не только контролера, не только убийцу, но и организатора. Вот тогда мы хоть на время сможем парализовать их деятельность.
– Вы не ответили на мой вопрос, Федор Филиппович. Вы поставили цель, но не обговорили средства.
– Что я могу сказать тебе, Глеб Петрович… Средства ты выбираешь сам. Твоя сила и слабость в том, что ты как бы не существуешь. О тебе как о живом человеке во всем управлении знаю только я. Да, проходит по документам агент по кличке Слепой, но это миф, фантом. Если что случится, я не смогу официально стать на твою защиту, Глеб.
– Да я не о том, – вздохнул Сиверов, – вам Меньшов живой нужен?
Таких разговоров Потапчук не любил. Официально отдавать приказ на уничтожение пусть даже самого отъявленного мерзавца, на совести которого много жизней, он не имел права. Служба есть служба: будь ты хоть генерал, все равно должен следовать букве закона, по которой самого страшного негодяя, прежде чем поставить к стенке, нужно арестовать, провести следствие, судить…
– Мне нужно знать, кто организовал убийство, – ответил он уклончиво.
– А вы уверены, что руководство не осуществляется напрямую?
– Такого быть не может, – резко оборвал Сиверова генерал. – Для того, чтобы вести действия в наших сегодняшних реалиях, их нужно знать изнутри, жить здесь. Это тебе не десант на вертолетах высадить для теракта.
– Хорошо, Федор Филиппович, я понял.
– Ты меня в курсе держи по ходу дела, не люблю сюрпризов.
– Даже приятных?
– Никаких, – недовольно пробурчал генерал, а затем, не выдержав, отечески обнял Глеба. – До сих пор понять не могу, почему ты меня еще, старого дурака, к чертям не послал? Знаешь же, что только скажи ты: больше ничем заниматься не буду, начну жить в свое удовольствие, – так я тебя отпущу и слова не скажу.
Зачем тебе это надо, Глеб?
– Сам не знаю, – поморщился Сиверов.
Секретный агент по кличке Слепой мог, стиснув зубы, снести оскорбления, если этого требовали интересы дела, но когда его начинали хвалить, не переносил этого напрочь.
– Не задавайте мне таких вопросов, Федор Филиппович, – попросил он.
– Почему? Должен же я Знать, что творится у тебя на душе?
– Потому что я начинаю думать – вдруг вы правы, и не послать ли мне ФСБ подальше.
– Ты мне это брось! Ну что ж, Глеб, ни пуха тебе ни пера.
– К черту! – бросил Глеб и вышел из оперативной квартиры.
Двоюродный брат Николая Меньшова Игорь Потапов, живший в его квартире вместе со своей семьей, легким характером не отличался. Бывший боксер, четыре года тому назад покинувший ринг, уходил не на пустое место. Если многие из его товарищей по команде успели закончить институты, застолбили себе место в бизнесе, то Игорь, как любил говорить сам, пошел работать по
