когда он вернется и вернется ли вообще.
Она отвернулась, пристально посмотрела на улицу и закрыла глаза.
Она сказала Майку неправду, во всяком случае, не полную правду. Но правду сказать она не могла.
Ей тоже не хотелось встречаться с Хирлетом.
Но она должна была это сделать.
Что-то шевельнулось в ней, когда она увидела в магазине Хирлета тот необычный манекен, что-то ее тревожило, чуть ли не пугало. Она не находила этому никакого объяснения. Ей никак не удавалось изгнать из памяти вид этого оцепеневшего кукольного лица. О чем бы она ни думала, перед ней всегда стояли эти глаза, темные, вытаращенные, наполненные немым криком. Особым, едва ли объяснимым рассудком образом она чувствовала в них какое-то загадочное притяжение. Она почти знала, что это больше чем бесчувственная кукла. Что-то бесплотное, жуткое скрывала фигура, как будто где-то внутри взывала о помощи законная душа.
Дамона очнулась от своих мыслей, когда на противоположной стороне улицы остановилась машина, и ее пассажиры размашистыми шагами поспешили под дождем к отелю.
— Это не Хирлет, — пробурчал рядом с ней Майк. — Я скажу тебе, когда он появится.
Он помедлил секунду, потом, закряхтев, уселся поудобнее и укоризненно добавил:
— Может быть, ты будешь так любезна и объяснишь, почему мы ждем здесь, на улице, в машине, вместо того чтобы сидеть в холле отеля?
— Потому что мне совсем не хочется еще раз ставить машину в гараж, — резко ответила Дамона.
Она приподняла левый манжет куртки и быстро взглянула на часы.
Было без шести девять. Он мог появиться в любой момент.
— Может, он врезался в дерево? — с надеждой сказал Майк.
Дамона не ответила. Она снова откинулась назад, лизнула указательный палец левой руки, а затем потерла им кончики пальцев на правой руке.
— Что случилось? — спросил Майк.
Дамона пожала плечами, быстрым движением включила освещение, снова потерла и стала рассматривать кончики своих пальцев.
— Понятия не имею, — буркнула она. — Я, должно быть, где-то измазалась, по-видимому, масляной краской. Эта гадость не оттирается.
Она потерла еще раз, растерянно вгляделась в серый оттенок на кончиках пальцев и, наконец, оставила руки в покое.
— Я попробую потом бензином или растворителем. Если это не поможет… А вот и тот, кого ждем.
Тяжелый американский автомобиль приблизился к отелю. Водитель затормозил, остановился прямо перед входом и выскочил из автомобиля, чтобы открыть заднюю дверцу.
Это был Хирлет.
Майк уважительно присвистнул.
— Малый умеет жить, — сказал он.
Дамона коротко усмехнулась, надавила клаксон и одновременно открыла дверцу. Ветер и холодный дождь ударили ее по лицу, когда она высунулась из «Порше» и совсем не по-женски резко свистнула, вложив пальцы в рот, чтобы привлечь внимание Хирлета.
Хирлет остановился, растерянно оглянулся и потом кивнул, узнав Дамону. Он повернулся и поспешил через улицу маленькими семенящими шагами.
— Мисс Кинг, — радостно сказал он, — я надеюсь, вам не пришлось долго ждать?
— Да минут пять, — ответила Дамона. — Мы только решили ждать вас в машине, так как было бы хлопотно снова ставить ее в подземный гараж. Вы один?
Хирлет кивнул.
— Мой партнер ждет вас и мистера Гюнтера в своем офисе. Я предлагаю вам пересесть в мой автомобиль. Это проще, чем ехать за нами. Само собой, мой шофер отвезет вас обратно в отель.
Дамона отказалась движением головы.
— Вы очень добры, мистер Хирлет, но мы лучше поедем сзади.
Хирлет не растерялся ни на секунду.
— Но дорога скользкая, вы можете потерять нас, — возразил он.
— Да нет, — настаивала Дамона. — Оставим этот спор. Езжайте впереди, а мы последуем за вами. Никаких проблем.
Хирлет все медлил, но потом молча пожал плечами и пошел назад к своей машине. Дамона снова села за руль «Порше», захлопнула дверцу и откинула со лба прядь волос. Она завела мотор и наблюдала в зеркало заднего вида, как машина Хирлета проехала вниз по улице, затем двинулась следом.
Боль пришла неожиданно — сильный и резкий удар между лопатками, который пронзил его, как гром среди ясного неба, и заставил с пронзительным криком упасть на колени.
Десять, пятнадцать минут катался Торнхилл с криками по сырой булыжной мостовой, окутанный покровом боли и муки, не в силах что-либо соображать.
Потом боль так же внезапно прошла, оставила его. Ужасные толчки между лопатками исчезли, не осталось ничего, кроме глухой парализующей тяжести, как будто невидимый великан давил своими руками на его спину.
Торнхилл еще несколько секунд лежал без движения и ждал, когда исчезнет перед глазами светлая мерцающая точка. Он застонал. Его собственный голос прозвучал чуждо в его ушах, тяжелым хрипом, как будто его гортань больше была не в состоянии издать человеческий звук. Руки его дрожали, когда он с трудом приподнялся. Он встал на колени, пошатываясь, и, переводя дыхание, сел на корточки, а после этого осторожно выпрямился. Кружилась голова. Он неуверенно шагнул, облокотился о стену и снова бы упал, если бы не ухватился за каменный забор. Словно у годовалого ребенка, у него не было силы держаться на ногах, пришлось прислоняться к стене. Короткий приступ израсходовал, казалось, все его жизненные силы.
С трудом, словно многопудовую гирю, он поднял руку и попытался ощупать то место на спине, где вспыхнула боль. Он не дотянулся до него, но понял, что это не был чей-то удар.
Торнхилл снова застонал, постоял еще несколько секунд неподвижно, прислонившись к стене, и попытался идти.
Его сердце бешено стучало. Собственно, он должен был бы замерзнуть — дождь промочил его до костей, и в ботинках при каждом шаге хлюпала вода, — но он не замерз. И вообще он не чувствовал ни тепла, ни холода — совсем ничего. Как-то глухо, с чужеродным чувством постепенного угасания жизни он ощущал свое тело, но координация движений не нарушалась.
Торнхилл снова остановился, обессиленный, оперся о стену и огляделся вокруг. Глаза его были полны слез.
До цели уже было недалеко. Склад находился через четыре дома. До него было десять минут ходьбы, но это больше, чем в состоянии был пройти Торнхилл.
Его кожа между тем окончательно приняла серый пластиковый оттенок, и он все больше начинал чувствовать себя чужим в своем собственном теле. Кожа была холодной и гладкой, как у мертвеца, а дождевая вода сбегала по ней, как будто она взаправду состояла из пластмассы, а не из живой ткани.
Торнхилл оттолкнулся от стены и с трудом поплелся дальше. Шаги гулко отражались от глухих каменных стен и издавали какое-то особое, звякающее эхо.
Настроение Майка ухудшалось в той же степени, в какой местность, через которую они проезжали, становилась невзрачней. Они быстро миновали главную улицу, повернули на восток, прочь от Сити с его пульсирующей жизнью, и углубились в районы города, которых не найти в рекламных туристских проспектах.
Дома здесь были низкие и старые, а через некоторое время они оказались в окраинном
